Эредиа, Жозе Мария де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эредиа, Жозе-Мариа»)
Перейти к: навигация, поиск
О его двоюродном брате, кубинском поэте и общественном деятеле, см. статью Эредиа, Хосе Мариа
Жозе Мария де Эредиа

Жозе́ Мари́я де Эредиа́ (фр. José-Maria de Heredia; 22 ноября 1842, поместье Ла-Фортуна близ Сантьяго-де-Куба — 3 октября 1905, замок Бурдонне близ Удана, Иль-де-Франс) — французский поэт кубинского происхождения.



Биография

Сын крупного землевладельца Доминго Эредиа и француженки Луизы Жирар, двоюродный брат и полный тёзка поэта-романтика и общественного деятеля Хосе Мариа де Эредиа. В возрасте девяти лет уехал учиться во Францию, где познакомился с творчеством Леконт де Лиля, оказавшим на него огромное влияние. В 1859 году Эредиа вернулся на Кубу, начал писать стихи (на французском языке) пытался изучать правоведение в Гаване, но из-за возникших сложностей (колониальные власти не признавали французские документы об образовании) вынужден был снова отправиться во Францию через два года, вместе с матерью. В 1862-65 учился в «Национальной Школе хартий» (одном из крупнейших центров правоведения во Франции), одновременно занимаясь литературным творчеством: познакомившись с Леконт де Лилем и Сюлли-Прюдомом, Эредиа в 1866 году принял участие в сборнике «Современный Парнас», где печатались поэты «парнасской школы». Он также публиковал свои стихотворения в популярных журналах и газетах Revue des Deux Mondes, Le Temps и Le Journal des Débats, перевёл «Подлинную историю завоевания Новой Испании» Берналя Диаса (3 тома, 1877-78).

Подлинный успех пришёл к Эредиа после выхода сборника из 118 сонетов под названием «Трофеи» (Les Trophées, 1893), посвящённого Леконт де Лилю и создававшегося в течение 30 лет. Стихотворения в книге организованы по тематическому принципу («Греция и Сицилия», «Рим и варвары», «Средние века и Возрождение») и посвящены главным образом описанию предметов или пейзажей, передающему колорит страны и эпохи. «Трофеи» поразили современников совершенством формы, красочностью описаний и изяществом языка. В том же году Эредиа получил французское гражданство, на следующий год был избран во Французскую академию. В 1896 году написал стихотворение «Приветствие императору» (Salut à l’Empereur), посвящённое визиту Николая II во Францию; оно читалось во время церемонии закладки первого камня в основание моста Александра III в присутствии царя и его супруги. В 1902 году вместе с Сюлли-Прюдомом и Леоном Дьерксом основал Общество французских поэтов, действующее до сих пор.

В конце XIX века и вплоть до середины 1930-х годов стихи Эредиа обильно переводились на русский язык; среди его переводчиков — Александр Биск, Валерий Брюсов, Николай Гумилёв, Максимилиан Волошин, Бенедикт Лившиц, Георгий Шенгели, Михаил Лозинский, Владимир Портнов, Михаил Травчетов, Василий Михеев, Виктор Василенко и др.

Напишите отзыв о статье "Эредиа, Жозе Мария де"

Литература

  • Поступальский И. С. Жозе-Мариа де Эредиа — поэт знаменитый и неведомый. О жизни Эредиа// Жозе-Мариа де Эредиа. Трофеи. — М.,1973. — С.191—248.
  • [www.surmachev.ru/?p=729 Сурмачёв О. Г. О неизвестном переводе сонета Ж. М. де Эредиа Tipidarium В. М. Михеевым.]

Отрывок, характеризующий Эредиа, Жозе Мария де

– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.