Эхидо (сельскохозяйственная коммуна)

Эхидо (исп. ejido', [eˈxiðo]^?, от лат. exitum) — в Мексике сельскохозяйственная община и принадлежащие этой общине земли. Член эхидо — эхидатарий. Эхидо были созданы на основе ст. 27 Конституции 1917 года, провозгласившей распределение земли между безземельными крестьянами. Эхидо во многом напоминают русскую общину конца XIX — начала XX в. и советские коллективные хозяйства 30—80-х годов. Исторически они связаны с ацтекскими «кальпулли», а также уходят корнями в коммунальную земельную собственность, известную испанскому праву.

История

Традиционно в Мексике сложилась система землевладения, которая совмещала общинную собственность на землю и её индивидуальную обработку. Эхидо состоит из обрабатываемой земли, пастбищ, других необрабатываемых земель и участков для застройки. В большинстве случаев обрабатываемая земля разделена на семейные владения, которые не могут быть проданы, но могут быть переданы по наследству. Реформы 1855 года (см. ст. Закон Лердо и Война за реформу), направленные на лишение земель религиозных и гражданских «корпораций», привели к обезземеливанию многих крестьян. Но конституция 1917 года экспроприировала и вернула земли, отнятые у эхидо, а также разделила крупные поместья на мелкие наделы. Наибольшую поддержку эхидо получали при президенте Ласаро Карденесе.

16 марта 1971 года был принят закон, ограничивавший операции по передаче эхидальной земли другим юридическим или физическим лицам. Этот же закон устанавливал, что, если эхидатарий не участвовал в коллективной обработке земли шесть месяцец с начала работ, он терял права на выделенный ему надел. В законе предусматривалось прекращение права собственности в случае оставления эхидатарием земли без присмотра в течение двух или более лет. Те же санкции накладывались, если эхидатарий уклонялся от выполнения коллективных работ.

Закон 1971 года также запрещал все формы отчуждения участков, аренду эхидальных участков или другие сделки с участием третьих лиц. Возделываемые участки не переходили в собственность обрабатывающих их лиц и считались собственностью эхидального хозяйства.

Контроль над эхидо осуществляли государственные органы, они устанавливали нормы организации и развития сельскохозяйственной, животноводческой и лесохозяйственной деятельности эхидо. Они санкционировали решения общих собраний и руководящих местных органов, аннулировали любые решения, не прошедшие ранее официальной апробации, заносили в реестр любые договоры о выделении кредитов. Скованные жесткими регламентами государственных организаций эхидо не могли обеспечить эффективное использование земли. В эхидо складывалась социальная дифференциация, разлагавшая общину изнутри.

Деление участков эхидо на более мелкие в результате наследования приводит к неэффективному использованию земли. Это, отсутствие капиталовложений и недостаток образования задерживало прогресс эхидо. Тем не менее, в некоторых областях, таких как обработка хлопка, эхидо показывали хорошие результаты.

• Эхидо в муниципалитете Куаутемок (Сакатекас)
• En el ejido Cuauhtémoc (11) (5617439309).jpg
• En el ejido Cuauhtémoc (29) (5618101370).jpg
• En el ejido Cuauhtémoc (32) (5618110008).jpg
• En el ejido Cuauhtémoc (13) (5618022026).jpg

Реформы конца XX века

В условиях стагнации аграрного сектора с целью увеличения конкуренции и индивидуализации была проведена реформа, разрешившая приватизацию общинной земли. 7 ноября 1991 года президент Карлос Салинас инициировал обсуждение по изменению конституции, которое окончилось принятием в 1992 году нового аграрного закона. В нём определялся статус эхидальных хозяйств, которые теперь объявлялись юридическими лицами, а их члены — полными собственниками своих земельных наделов..

Законодательство предусматривало три варианта преобразования эхидо. Первый вариант — это консолидация прежней эхидальной организации. Работники могут либо разделять обязанности в пределах коллектива в целом, либо разбиваться на самостоятельные производственные звенья. Второй вариант преобразования аграрных отношений — это полуприватизация с наделением более широкими земельными правами эхидатариев без изменения эхидальной собственности на парцеллы, стимулировании индивидуальной и коллективной хозяйственной инициативы, перераспределении парцелл. Третий вариант — полная приватизация эхидо. Эхидальная земля полностью передается в собственность крестьян, производится раздел на индивидуальные участники. Эхидо при этом ликвидируется на основе решения общего собрания эхидатариев.

Государство также отказалось от раздела между крестьянами экспроприированной земли, ввиду исчерпания фонда земель, подлежащих экспроприации, и создания свободного земельного рынка. Таким образом, если в период с 1915 по 1988 год было распределено 80 млн га земли, то в период с 1989 по 1994 год только 520 га. Подобная политика вызвала возмущение сельского населения и привела в 1994 году к созданию Сапатистской армии национального освобождения.

Основными негативными результатами приватизации общинных земель стали обезземеливание части крестьян и переход их в маргинальные слои общества. Поэтому ряд исследователей отмечает, что возможно политику, направленную на вытеснение общинного землевладения, целесообразно было бы заменить на модернизацию эхидо, таким образом, чтобы члены общины занимались не только возделыванием земли, но и промыслами По переписи 2007 года в Мексике было 28 538 эхидальных хозяйств и они владели 33,6 млн га . Сегодня на долю эхидо приходится 55 % обрабатываемых земель в Мексике.

Создание, руководство и ликвидация эхидо

Эхидо — тип юридического лица, распространенная форма организации субъектов рыночных отношений. Закон 1992 года подробно описывает порядок создания и ликвидации эхидо. Эхидо могут создать 20 человек, при этом необходимым условием для этого является наличие у них земельных наделов, признание закона и устава эхидо. Решение о создании эхидо оформляются письменно и направляются в национальный кадастр.

Высшие органы эхидо — его общее собрание, эхидальный комиссариат и контрольный совет. Наиболее важные вопросы решаются кворумом не менее половины членов эхидо. Решения принимаются не менее 2/3 присутствующих на общем собрании. Для решения наиболее важных вопросов требуется согласие подавляющего большинства членов общины.

Решение о ликвидации публикуется в основном органе печати региона. Вся земля при этом, за исключением той, на которой находятся постройки, переходит в собственность бывших эхидатариев.

Литература

• Быстров Г. Е. Правовые проблемы земельной и аграрной реформ в за­рубежных странах: теория, практика, итоги, перспекти­вы. — Мн.: БГЭУ, 2001. — ISBN 985-426-657-5.
• Строганов А. И. Латинская Америка в XX веке : пособие для вузов. — 2-е изд., испр. и доп.. — М.: Дрофа, 2008. — 432 с. — ISBN 9785358046573.
• [www.frbsf.org/economic-research/files/el92-34.pdf Ejido Reform and the NAFTA] // FABSF Weekly Letter. — 1992. — № 92-34.

Ссылки

• [www.inegi.org.mx//prod_serv/contenidos/espanol/bvinegi/productos/censos/agropecuario/2001/ejidal/c_ejidal01.pdf Resultados del VIII Censo Ejidal, 2001]. — Национальный институт статистики и географии Мексики.
• David W. Connell. [www.mexicolaw.com.mx/articles/can-i-buy-ejido-land Can I Buy Ejido Land?] (исп.). Проверено 8 февраля 2015. — ответы на вопросы об организации эхидо

Отрывок, характеризующий Эхидо (сельскохозяйственная коммуна)

В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.