Яворский, Юлиан Андреевич

Юлиа́н Андре́евич Яво́рский (27 ноября 1873, Королевство Галиции и Лодомерии — 11 января 1937) — галицкий литературовед, фольклорист, историк и поэт, общественный деятель русофильской ориентации.

Биография

Родился в селе Бильче на Бойковщине (тогда Австро-Венгрия, ныне Львовская область Украины). Учился в дрогобычской, самборской и львовской гимназиях, из последней был исключён за чтение русской литературы во время уроков. Высшее образование получил во Львовском университете (исключён за участие в демонстрации против австрийского наместника Галиции графа Бадени), Венском университете (исключён за организацию демонстрации против униатского митрополита Сильвестра Сембратовича, проводившего украинофильскую политику), окончил Черновицкий университет, защитил докторскую диссертацию по славянской филологии в Венском университете у профессора И. В. Ягича.

Вернулся в Галицию и работал в гимназии, издавал журналы «Живая мысль» и «Живое слово». В 1904 году уехал в Россию, в 1904—1915 годах работал преподавателем гимназии в Киеве, собирал и исследовал древнерусские литературные памятники, фольклорные произведения. Вместе с Владимиром Дудыкевичем организовал Карпаторусский освободительный комитет, задачей которого было содействие включения Карпатской Руси (Галиция, Буковина и Закарпатье) в состав Российской империи. В 1915 году стал доцентом Киевского университета. В 1920 году ему предложили возглавить кафедру славяноведения Воронежского университета. Однако Юлиан Яворский отвергал большевистскую диктатуру и вынужден был вернуться в Галицию. Здесь Юлиан Яворский опубликовал два сборника стихов, навеянных трагедией русского движения во время Первой мировой войны, участвовал в подготовке «Талергофского альманаха». В 1925 году эмигрировал в Чехословакию, где работал в Славянском институте, исследовал старинные литературные памятники. Умер в Праге.

Работы

Основные исследования

• Кольцов и Шевченко (1892);
• Русская женщина в поэзии Некрасова (1892);
• Пушкин в Прикарпатской Руси (1899);
• К истории пушкинских сказок (1899) (книга доступна онлайн [ftp2.mnib.org.ua/mnib480-jaworskij-kistoriipishkinskihskazok.djvu])
• Гоголь в Червоной Руси (1904);
• Галицкая Голгофа (1924);
• Освобождение Львова (1925);
• Думы о Родине (1925);
• Ветхозаветные библейские сказания в в карпаторусской церковно-учительской обработке конца XVII века (1927);
• Из истории научного исследования Закарпатской Руси (1928);
• К библиографии литературы об А.Духновиче (1929);
• [zapadrus.su/bibli/arhbib/956-yu-a-yavorskij-natsionalnoe-samosoznanie-karpatorossov-na-rubezhe-xviii-xix-vekov-uzhgorod-1929-g.html Национальное самосознание карпаторуссов на рубеже XVIII — XIX веков] (1929);
• Значение и место Закарпатья в общей схеме русской письменности (1930);
• Литературные отголоски «русько-краинского» периода в Закарпатской Руси в 1919 году (1930);
• Новые рукописные находки в области старинной карпаторусской письменности 16-18 веков (1931);
• Материалы для истории Закарпатской Руси (1932);
• Материалы для истории старинной песенной литературы в Подкарпатской Руси (1934);

Поэзия

• Блудные огни (Львов, 1922);
• Беззвучные песни и другие стихотворения в прозе (Львов, 1922).

Литература

• Аристов Ф. Ф. Ю. А. Яворский. 1932.
• Ваврик В. Р. Краткий очерк галицко-русской письменности // Русская Галиция и «мазепинство». М. : 2005.
• Энциклопедия Подкарпатской Руси.
• Энциклопедия украиноведения.

Отрывок, характеризующий Яворский, Юлиан Андреевич

Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.