14TP

14TP
Классификация	средний танк
Боевая масса, т	14
Экипаж, чел.	4
История
Годы производства	1939
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	5400
Ширина корпуса, мм	2550
Высота, мм	2200
Клиренс, мм	400
Бронирование
Тип брони	сварная
Лоб корпуса, мм/град.	50
Борт корпуса, мм/град.	35
Корма корпуса, мм/град.	35
Днище, мм	35
Крыша корпуса, мм	35
Вооружение
Калибр и марка пушки	1 × wz. 37 Bofors L/45
Тип пушки	автоматическая противотанковая
Длина ствола, калибров	37 мм
Боекомплект пушки	80
Пулемёты	2 × Ckm wz.30
Другое вооружение	1 × 45-мм противотанковая пушка
Подвижность
Тип двигателя	12-цилиндровый Maybach, карбюраторный, с охлаждением
Мощность двигателя, л. с.	300
Скорость по шоссе, км/ч	50
Скорость по пересечённой местности, км/ч	21,4
Запас хода по шоссе, км	210
Запас хода по пересечённой местности, км	130
Удельная мощность, л. с./т	21,4
Преодолеваемый подъём, град.	38

14TP, расшифровывается как 14-тонный польский (польск. 14-tonowy polski) — польский средний танк, проект которого так и не был завершён. По классификации относился к так называемым «лёгким штурмовым танкам» (польск. lekki czołg szturmowy).

История

Планируемые характеристики

Проект начался в 1938 году. Новый танк, который строился на базе машины 10TP, должен был значительно улучшить ходовые и боевые качества танка и уже относился к средним танкам. Толщина брони с любой стороны составляла бы уже не менее 35 мм. На танк возможно было бы ставить пушки двух типов: 37-мм орудие «Бофорс» или новое 45-мм орудие. Для улучшения скоростных характеристик планировалось поставить более мощный 12-цилиндровый двигатель (планируемая мощность от 300 до 400 л.с.). Также конструкция предусматривала, что танк будет полностью гусеничным. Остальные характеристики

Поиски двигателя

Создание танка началось с поиска замены двигателю American la France, который не мог быть установлен на новый танк, так как ввиду большой массы двигатель позволял бы двигаться с приемлемой скоростью только по дорогам. Свои проекты предлагали инженеры из BS PZ Inż., однако все их разработки так и остались только на чертежах. Вследствие этого было принято решение закупить двигатели немецкой фирмы Maybach, мощность которых удовлетворяла запросам инженеров (300 л.с.).

Остановка проекта

К концу 1938 года было завершено около 60% работы, а в марте 1939 года планировались первые испытания. Однако оказалось, что фирма отправила 2 бракованных экземпляра. Переговоры о требовании заменить повреждённые товары на более мощные полуавтоматические двигатели зашли в тупик, что привело к остановке проекта. До начала Второй мировой войны поляки так и не договорились с фирмой о поставке двигателей. Проект остался незавершённым, а в сентябре 1939 года чертежи попали в руки немцев.

См. также

• Список танков

Литература

• Janusz Magnuski. Broń Wojska Polskiego. „Nowa Technika Wojskowa”. Magnum-X.
• Janusz Magnuski, Andrzej Kiński. Czołg pościgowy 10TP i czołg szturmowy 14TP. „"Poligon"”, январь - февраль 2009. Magnum-X.

Ссылки

• [www.wojsko18-39.internetdsl.pl/wrzesien/czolg10tp.html Czołg 10TP (14TP)]  (польск.)

Отрывок, характеризующий 14TP

– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.