Пятьдесят оттенков серого

Пятьдесят оттенков серого
Fifty Shades of Grey
Жанр:	роман
Автор:	Э. Л. Джеймс
Язык оригинала:	английский
Дата написания:	2011 г.
Дата первой публикации:	20 июня 2011
Издательство:	Vintage Books (англ.) Эксмо

Эта статья — о книге. О фильме см. Пятьдесят оттенков серого (фильм).

«Пятьдесят оттенков серого» (англ. «Fifty Shades of Grey») — эротический роман британской писательницы Э. Л. Джеймс, написанный и изданный в 2011 году. Роман повествует об истории отношений между предпринимателем Кристианом Греем и выпускницей университета Анастейшей Стил; в книге содержатся сцены откровенного сексуального характера, в том числе с БДСМ. После выхода роман стал бестселлером в США и Великобритании. В 37 странах мира было продано более 30 миллионов копий. Книга стала рекордсменом по скорости продаж, обогнав серию романов о Гарри Поттере и «Сумерки». В июне 2012 года роман «Пятьдесят оттенков серого» стал первым произведением, разошедшимся в количестве миллиона копий на Amazon Kindle. Книга стала первой частью трилогии, позже были опубликованы продолжения — «На пятьдесят оттенков темнее» (англ. «Fifty Shades Darker») и «Пятьдесят оттенков свободы» (англ. «Fifty Shades Freed»). 23 августа 2012 года книга поступила в продажу в России.

История написания

Роман «Пятьдесят оттенков серого» и его продолжения появились из фанфика. Фанфики были опубликованы на фанатских веб-сайтах под псевдонимом Snowqueen’s Icedragon. Главными героями выступали персонажи Стефани Майер — Эдвард Каллен и Белла Свон. Фанфик получил некоторые комментарии по поводу сексуального содержания, и в результате автор удалила его, поместив на своём сайте FiftyShades.com. Позже она переписала его в виде оригинального произведения со своими главными героями. Перед публикацией романа «Пятьдесят оттенков серого» фанфик «Master of the Universe» был удалён со всех ресурсов. Реакция Стефани Майер на публикацию была нейтральной: «Это на самом деле не мой жанр, не моё… Рада за неё [Э. Л. Джеймс] — у неё хорошо получается».

Сюжет

Май 2011 года. Анастейша Стил — скромная девственница, студентка литературного факультета на северо-западе США — живёт вдвоём с близкой подругой-сокурсницей Кэтрин «Кейт» Кавана. За неделю до выпускного в университете Анастейша, по просьбе заболевшей Кейт заменить её, берёт интервью у молодого красавца-миллиардера Кристиана Грея (англ. grey — серый). Интервью складывается не очень удачно, и Анастейша не думает, что они когда-либо встретятся вновь. Неожиданно Грей появляется в хозяйственном магазине, где девушка работает продавцом, и покупает там кабельные стяжки, скотч и верёвку, два рабочих комбинезона. Их знакомство продолжается, Анастейша постепенно узнаёт о тайных сексуальных увлечениях богача, становится предметом его одержимости; и затем в статусе возлюбленной, преодолевая страхи и сомнения, принимает участие в осуществлении необычных фантазий…

Повествование всего романа ведётся от лица Анастейши.

Продажи

Эротическое содержание книги и статистические данные о продажах (большую долю среди покупателей составили замужние женщины старше 30 лет) привели к тому, что книге дали прозвище «мамино порно», использовавшееся впоследствии в прессе. Другой внушительной частью аудитории стали девочки-подростки и студентки. 1 августа 2012 года администрация amazon.co.uk объявила о том, что «Пятьдесят оттенков серого» по количеству продаж обогнала всю серию о Гарри Поттере, в результате Э. Л. Джеймс стала самым продаваемым там автором.

Успешность романа «Пятьдесят оттенков серого» во многом определилась продажей версий для электронных носителей. Он стал первой книгой, проданной на Amazon Kindle в количестве миллиона копий. Это отчасти связывают с тем, что люди могут стесняться покупать печатные эротические издания в магазине и выбирают электронные копии, которые также можно спокойно читать на электронных устройствах в транспорте.

В апреле 2012 года Э. Л. Джеймс вошла в список «100 самых влиятельных людей мира» издания Time.

В 2013 году по мотивам трилогии «50 оттенков серого» была выпущена серия игрушек для взрослых, официально одобренная Э. Л. Джеймс. В неё вошли игрушки для взрослых и аксессуары, которые использовали главные герои трилогии Анастейша и Кристиан. Официальная коллекция нижнего белья «Пятьдесят оттенков серого» создана под брендом компании Bluebella, суть модной концепции состоит в сочетании уверенности и удовольствия.

Критика

Книга получила как положительные, так и негативные критические отзывы. Из-за изначального появления произведения как фанфика по серии «Сумерки» последовала его критика, связанная с возможным нарушением авторских прав. Профессор Принстонского университета Эйприл Эллистон заявила: «Не являясь шедевром литературы, „Пятьдесят оттенков серого“ несёт в себе намного больше, чем паразитический фанфик по „Сумеркам“». Рецензент издания Entertainment Weekly присвоил книге оценку «B+» за нахождение в «своём собственном классе литературы». Рецензия в The Guardian носит положительный характер и утверждает, что книга «более приятная», чем другие «эротические литературные произведения». Негативный отзыв опубликован в The Telegraph, где книга названа «приторным штампом». Критик из Ledger-Enquirer назвал книгу «эскапистской» и «постыдным развлечением» (guilty fun), но заметил, что при этом произведение затрагивает один из важных аспектов женской жизни — подчинение женщины, и добавил, что «сознание — и даже приятие — этого факта не должны быть причиной стыда». Издание The New Zealand Herald заявило, что книга «не станет обладателем никаких литературных премий», что в ней присутствуют «невероятно отвратительные описания», и что читатель вскоре сам пожелает «наказать» главную героиню за полное отсутствие характера и самоуважения. В статье The Columbus Dispatch роман также раскритикован, но при этом заявляется, что читатель «несмотря на неуклюжий стиль, не сможет оторваться от книги». Metro News Canada опубликовало негативный отзыв, где чтение романа было названо пыткой, «не в этом, нужном, сексуальном смысле». Chicago Tribune охарактеризовало роман как «депрессивный» и «ничем не выдающийся». Также автора раскритиковали за приверженность к британским идиомам, «чуждым для американских читателей», «заставляющим не верить в правдоподобность диалогов»(недоступная ссылка с 12-02-2015 (3361 день)).

Скандальность

В марте 2012 года Публичная Библиотека штата Флорида исключила из публичного фонда все копии романа «Пятьдесят оттенков серого», мотивируя это несоответствием критериям отбора книг и негативными критическими отзывами. Представительница библиотеки заявила, что причиной стало сексуальное содержание книги и что другие библиотеки отказались закупать её копии. Представители Американской библиотечной ассоциации признали такие действия неправильными и противоречащими требованиям и желаниям читателей. Библиотека Флориды позже вернула книгу в общественный доступ. Многие спорные моменты в книге связаны с появлением тематики БДСМ. В своей рецензии романа издание Newsweek задаёт вопрос «Для кого же, особенно среди женщин, свобода воли может стать бременем». В ответной статье Андреа Райхер заявила, что «находиться в роли подчинённого в сексуальных отношениях не обязательно обозначает то, что человек подвергается насилию и является жертвой» и что при этом он «не утрачивает власть или равноправие в отношениях». Сайт Salon.com провёл своё исследование с опросом среди женщин, практикующих БДСМ. Одна из опрошенных, писательница Мелисса Фебос (англ. Melissa Febos), отметила, что «возможно, популярность этой книги свидетельствует о кризисе феминизма». В рецензии издания The Huffington Post критик Сорайа Чемали заявила, что популярность книги не привела к новому тренду в литературе, а, наоборот, продолжает вековую традицию успешности романов, повествующих о невинных девушках и их любовных экспериментах; новаторством в этой книге стало то, что здесь женщина проявляет свою собственную волю, не являясь пассивной стороной в отношениях. В телепередаче Today (англ. Today (U.S. TV program)) состоялись дебаты сексологов Дрю Пински и Логана Левкоффа по поводу книги; последний заявил, что трилогия не имеет ничего общего с насилием по отношению к женщине и не пропагандирует его; его оппонент заявил, что роман «написан отвратительно», но описывает «вполне правдоподобные возможные реальные отношения». Издание Gazeta.ru накануне премьеры фильма по роману акцентирует внимание, что более точный перевод названия книги содержит элемент персонализации героя — «Пятьдесят оттенков Серого», причём Серый, согласно этой трактовке, — «не столько цвет, сколько погоняло». При этом критик Елена Шахновская полагает, что главными поклонниками книги и поставленного по ней фильма являются «запертые в телах» нынешних женщин бальзаковского возраста вчерашние подростки, стремящиеся «в кричащем фальшивом гламуре разглядеть все оттенки своих стыдных девических чувств».

В 2016 году жители Суонси в южном Уэльсе массово стали сдавать в местный букинистический магазин сети Oxfam экземпляры книги, объясняя это тем, что не хотят держать их дома.

Обвинения в негативном влиянии

Роман «Пятьдесят оттенков серого» был обвинён не только в том, что он является причиной увеличения количества вызовов пожарных бригад для освобождения людей, закованных в наручники, но и стал виновником роста инфекционных заболеваний, передающихся половым путём, среди людей старше 45 лет. Шарлотта Джонс, председательница одного из комитетов Британской медицинской ассоциации, считает, что книга Э. Л. Джеймс подтолкнула людей старшего поколения к «исследованиям» в спальне. Гарри Уокер, представитель Ассоциации планирования семьи, и организация «Public Health England» подтвердили тенденцию увеличения случаев заболеваний и призвали к осторожности, использованию презервативов и своевременной диагностике заболеваний.

Исследование учёных Университета штата Мичиган связывает чтение книги «Пятьдесят оттенков серого» с нездоровым поведением: взрослые женщины, читавшие это издание, чаще страдают от запоев, вероятность иметь более пяти половых партнёров за жизнь у них выше, они чаще страдают расстройствами пищевого поведения; кроме того, партнёры чаще оскорбляют их. Вопрос, повлияло ли на вышеперечисленное чтение книги, в исследовании не рассматривался.

Экранизация

Экранизация книги выполнена студиями Universal Studios, Focus Features, Michael De Luca Productions и Trigger Street Productions. Выход фильма состоялся 13 февраля 2015 года. Роль Кристиана Грея досталась ирландцу Джейми Дорнану. На роль Анастейши Стил выбрана американская актриса и модель Дакота Джонсон, дочь актёров Дона Джонсона и Мелани Гриффит.

В отличие от романа, где автор ассоциируется с персонажем, особенностью экранизации является вид на события от стороннего третьего лица. В силу данного обстоятельства зрителю становятся недоступны известные читателю восприятие, эмоции, мысли и переживания Анастейши, что несколько обедняет психологический аспект фильма. В рецензиях отмечаются также сюжетные параллели и схожие описания монструозной сущности Доминанта в романе и фильме с либретто мюзикла «Призрак Оперы» — другой современной вариацией классической европейской сказки «Красавица и чудовище».

Фильм получил преимущественно негативные отзывы кинокритиков: на сайте Rotten Tomatoes положительными оказались 25 % рецензий со средней оценкой 4,2 балла из 10, а также пять антипремий «Золотая малина», в том числе как худший фильм.

Издания

Оригинал

• E. L. James. Fifty Shades of Grey. — Vintage Books, 2012. — 514 p. — ISBN 978-0-345-80348-1.

Русское издание

• Э. Л. Джеймс. Пятьдесят оттенков серого. — Эксмо, 2012. — 528 с. — 30 000 экз. — ISBN 978-5-699-58699-8.

Ссылки

• [www.eljamesauthor.com/books/fifty-shades-of-grey «Пятьдесят оттенков серого» на официальном сайте автора].
• [eksmo.ru/catalog/878/1340154/ «Пятьдесят оттенков серого» (русское издание) на сайте издательства Эксмо]
• [www.fiftynews.ru/ Русскоязычный сайт о трилогии.]

Отрывок, характеризующий Пятьдесят оттенков серого

Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.