Жоффруа Сент-Илер, Этьен
| Этьен Жоффруа Сент-Илер | |
| фр. Étienne Geoffroy Saint-Hilaire | |
 Этьен Жоффруа Сент-Илер | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: |
Франция |
| Систематик живой природы | ||
|
Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «E. Geoffroy».
| ||
Этьен Жоффруа Сент-Илер[1] (фр. Étienne Geoffroy Saint-Hilaire; 15 апреля 1772 — 19 июня 1844) — французский зоолог, континентальный предшественник британского эволюциониста Ч. Дарвина и предтеча современного учения об инволюции. Отец Изидора Жоффруа Сент-Илера.
Вклад в науку
Становление Жоффруа Сент-Илера в качестве самобытного учёного было предопределено итогами экспедиции в Египет (1798—1801). Первооткрыватель 17 новых родов и видов млекопитающих. Указал человечеству на существование 25 родов и видов пресмыкающихся и земноводных. Укрепил свою научную репутацию исследованиями ранее неизвестных 57 родов и видов рыб. Его особой заслугой признается открытие и изучение реликтовой рыбы Polypterus.
Наряду с И. В. Гёте был одним из общепризнанных адептов натурфилософии. В многочисленных академических дискуссиях и публикациях отстаивал академическую позицию натурфилософа через совершенствование собственной научной теории. Если натурфилософские взгляды Гете-натуралиста в единое целое охватывали природу и все живое вплоть до человека, то зоолог Жоффруа Сент-Илер пропагандировал единство животного мира на основе общности происхождения всех известных видов. Он считал, что причина трансформации видов — в целесообразных и наследуемых реакциях зародышей организмов на изменения среды и основное внимание уделял начальным этапам онтогенеза, как наиболее важным для процесса преобразования форм жизни. В 1915 году русский зоолог Николай Холодковский для обозначения этих идей ввел термин «жоффруизм»[2].
Спор с Кювье
Затянувшийся конфликт с Ж. Кювье был вызван попыткой Жоффруа Сент-Илер-старшего защитить собственное учение об едином плане строения всех животных от эмпирического направления в европейской зоологии. В 1830 году в течение одиннадцати заседаний французской Академии наук проходила публичная дискуссия между Жоффруа Сент-Илером и Кювье. По её результатам с осени 1830 года научная общественность Европы в целом поддержала позицию Кювье. Тогда как незадолго до своей смерти Гете опубликовал две статьи, в которых объяснил поражение Жоффруа Сент-Илера путаницей в терминологии. Гете ошибочно полагал, что прошедшая дискуссия укрепит позиции натурфилософии. Суть полемики заключалась в разнице взглядов на критерий общности живых форм. Кювье полагал, что ведущим критерием остается общность функций. А, например, не морфологическое единство и, тем более, не общность в зародышевом состоянии. Жоффруа Сент-Илер возражал, что критерием общности живых форм не может быть форма или функция организма. С публикаций 1818 года и до конфликта в 1830 году его позиция основывалась на общности индивидуального развития. Всего советский исследователь И. Е. Амлинский в 1955 году насчитал 9 коренных расхождений в оценке оппонентами проблемных вопросов современной им биологии.
Спор Жоффруа Сент-Илера и Кювье отразил важнейшие тенденции в естественных науках и методологические противоречия эпохи 1820-х—30-х годов, характеризуемой сменой терминологического аппарата. Поэтому многие ученые высказались по сути прекратившейся полемики. В частности, немецкий биолог-эволюционист и материалист Э. Геккель признавал преимущество аргументов Кювье, но ценил развитие Жоффруа Сент-Илером идей французского естествоиспытателя Ж. Ламарка. Геккель полагал, что из-за количественного роста данных экспериментального естествознания усилия Жоффруа Сент-Илер-старшего не смогли предотвратить последующего падения натурфилософии, но отстаивали монистическое миросозерцание через учение о доминировании изменений внешнего мира (атмосферы) в преобразовании животных и растительных видов.
Цитаты
- «Разбираемый вопрос — есть вопрос европейский, выходящий за круг естествоведения».
Журнал Revue Encyclopedique о дискуссии между Жоффруа Сент-Илером и Кювье (июнь 1830).
Напишите отзыв о статье "Жоффруа Сент-Илер, Этьен"
Литература
- Амлинский И. Е. Жоффруа Сент-Илер и его борьба против Кювье. — М., 1955.
Примечания
- ↑ Правильная транскрипция фамилии биолога — Сен-Илер, однако в русскоязычной литературе преобладает ошибочная транскрипция.
- ↑ Чайковский Ю. В. Наука о развитии жизни. Опыт теории эволюции. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2006. — С. 79-84. — ISBN 5-87317-342-7.
Отрывок, характеризующий Жоффруа Сент-Илер, Этьен
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
