Fall from Heaven II
Поделись знанием:
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
| Fall from Heaven II | |
|---|---|
| Разработчик |
FfH II team
|
| Издатель |
FfH II team
|
| Дата выпуска | |
| Версия |
0.41
|
| Жанр | |
| Платформы | |
| Режимы игры | |
| Носитель |
Загрузка с [kael.civfanatics.net/Downloads.shtml официального сайта]
|
Fall from Heaven II — популярная модификация для игры «Civilization IV: Beyond the Sword», частично основанная на сеттинге «Dungeons & Dragons». Кроме того, модификация вдохновлена другими известными источниками: кельтской и германо-скандинавской мифологиями, иудео-христианским мистицизмом, а также сочинениями Эдгара Аллана По и Говарда Филлипса Лавкрафта. Эта модификация в корне меняет стиль игры, заставляя игрока радикально менять свои стратегии в зависимости от выбранной цивилизации и даже принятой религии.
Кроме этого, модификация добавляет множество функций в игру, не присутствующих в оригинале, включая способность некоторых наземных единиц перемещаться через скалистые участки, а также возможность использования магии. У каждой цивилизации есть особое Слово силы, которое даёт ей огромное преимущество. Оно применяется один раз за всю игру, но может быть повторено специальным ритуалом. Кроме того, некоторые маги и взыватели могут создавать новые единицы на несколько ходов. Использование магии у единиц прибавляет им опыт, так что игрок спокойно может наработать опыт у единиц, не рискуя ими в бою. В отличие от оригинала, стиль «Fall from Heaven II» требует использования меньшего количества боевых единиц, качества которых заменяют количество. У каждой цивилизации, кроме одной, есть по крайней мере один герой, который имеет уникальные способности. Национальные герои могут быть возрождены после смерти, но для этого требуются некоторые неудобства (отвлечение от дел одного из четырёх архимагов, смена типа источника маны). Кроме этих изменений, создатели модификации также добавили в игру множество случайных событий. Например, в одной из гильдий магов появился мятежный исследователь-новатор. Игрок может поддержать консерваторов, что укрепит научное производство в городе, а может поддержать новатора, что после некоторых потерь окупится основанием могучей гильдии и получением нового героя.
История
Первая часть модификации, «Fall from Heaven», была выпущена для «Civilization IV» 16 декабря 2005 года. Этот мод тоже заслужил популярность игроков. Поэтому, когда Firaxis занимались разработкой сценариев для «Civilization IV: Beyond the Sword», они связались с главным разработчиком мода Дереком Пакстоном и попросили его команду создать официальный сценарий для аддона. Посовещавшись, разработчики решили создать сценарий в мире Fall from Heaven. С помощью разработчиков Firaxis они создали успешный сценарий, который является приквелом к «Fall from Heaven II», описывающий Третью эпоху мира Эребус, также известную как Эпоха льда. Первая версия «Fall from Heaven II» также вышла для оригинальной игры «Civilization IV». Лишь более поздние версии, начиная с 0.25, вышли для аддона «Beyond the Sword».
Мир модификации
Действие игры происходит в фэнтезийном мире под названием Эребус (или Эреб). Этот мир полон множеством различных смертных рас, самой распространённой из которых являются люди, хотя также существуют гномы, эльфы, кентавры, орки и другие «классические» представители жанра. Кроме смертных, в мире Fall from Heaven также присутствует множество ангелов-сотворцов, которые находятся в постоянном противоборстве друг с другом. Они практически бессмертны, разве что их убивает иной высший ангел или смертный, вооружённый мечом Ангелоборцем. Также существуют демоны, последовавшие за виновником Падения, Агаресом (история его падения частично позаимствована из истории падения Люцифера).
История Эребуса измеряется эпохами. В этом мире прошло четыре эпохи: Эпоха драконов, Эпоха магии, Эпоха льда и Эпоха возрождения. Действие модификации происходит вскоре после начала Эпохи возрождения. Действие сценария-приквела — в конце Эпохи льда, который является периодом правления на Эребусе повелителя зимы Мулкарна, победившего в борьбе с Сукеллусом, отвечавшим за сохранение природы. Ужасная сверхъестественная зима уничтожила большинство цивилизаций, оставшиеся члены которых влачили жалкое существование. Конец Мулкарну и Эпохе льда положил бессмертный герой Килорин, который объединил человеческое племя амуритов в единую силу и с их помощью раздобыл части Ангелоборца — единственного оружия, способного уничтожить узурпатора. По окончании Эпохи льда, раздробленные на племена цивилизации прошлого опять пытаются собраться вместе и вернуть себе утраченное величие.
Команда FfH II
- Дерек Пакстон (Kael)
- Майкл Хол (AlazkanAssassin)
- Chalid
- Джон Дуус (Corlindale)
- Филип Котэ-Легер (C.Roland)
- Илай Маркхэм (Loki)
- Рэнди Миллер (Niki’s-Knight)
- Мартин Затз (Ploerperpengel)
- Стефан Вайс (seZereth)
- Бен Сегал (Talchas)
- Илья Дразнин (White Rabbit)
- Уильям Нордан (Wilboman)
- Том Снайдер (Woodelf)
- Дэйв Соботка (Hexagonian)
- Стефан Нэдри (Sto)
Цивилизации
Инферналы и меркурианцы не присутствуют в начале игры. Адские отродья появляются в игре, как только одна из цивилизаций изучит технологию «Адский пакт». Меркурианцы появляются, когда цивилизация завершает строительство чуда «Меркурианские врата». При этом меркурианцы забирают себе город с вратами, становятся постоянным союзником той цивилизации и объявляют войну всем демонопоклонникам. Игроку при этом даётся выбор: остаться со своей цивилизацией либо принять управление новой, отдав свою в управление ИИ, но обе будут сопряжены в одну структуру.
Амуриты
- Оригинальное название: Amurites
- Раса: люди
- Описание: сравнительно новая цивилизация, одна из немногих, которая не имеет великих корней в Эпохе магии. История восхождения описана в сценарии «Fall from Heaven: Age of Ice», где разрозненные племена амуритов собрал вместе бессмертный герой Килорин и вместе с ними повергнул повелителя зимы Мулкарна. Сам Килорин пропал без вести после эпического сражения с Мулкарном, но его последователи продолжили следовать его учениям и переняли его интерес к магии. Теперь амуриты считаются непревзойдёнными магами, с которыми приходится считаться другим цивилизациям.
- Лидеры:
- Дэйн Кассваллан (нейтрал) — чародей, философ
- Валледия Справедливая (нейтрал) — чародейка, организованная
- Герой:
- Гованнон — опытный и могущественный маг, обучающий каждого встречного амурита искусству магии. Это позволяет всем амуритским войскам обучать другие народы своим верованиям.
- Заклинание:
- Мистическая лакуна — все чародеи амуритов получают опыт в зависимости от количества улучшенных источников маны в мире, независимо от того, кому эти источники принадлежат. Все эти источники затем возвращаются в своё первоначальное состояние. Также все остальные цивилизации на время теряют возможность использовать магию.
Бальсерафы
- Оригинальное название: Balseraphs
- Раса: люди
- Описание: нация безумия и иллюзий, управляемая психопатом и его дочерью. Все те, у кого оставалась хоть доля рассудка, сбежали давным-давно, и теперь все бальсерафы являются такими же сумасшедшими, как и Перпентах. Он объявляет войну по капризу и является совершенно непредсказуемым в бою, что не делает его менее опасным. Несмотря на капризность их правителя, города бальсерафов являются удивительными, полными карнавалов, бесконечного веселья и чарующих ужасов. А когда король-клоун решит немного отдохнуть, его место мгновенно занимает его молодая дочь Киэлин, которая предпочитает окружать себя невероятными существами, подчинёнными её воле.
- Лидеры:
- Перпентах (зло) — сумасшедший, харизматичный, творческий, чародей
- Киэлин (зло) — творческая, взывательница
- Герой:
- Локи — сумасшедший военачальник бальсерафов, обожающий вытворять фокусы с врагом. Его очень сложно убить, так как он всегда убегает с поля боя, если имеется свободная клетка.
- Заклинание:
- Разгул — начинает золотой век, который продолжается вдвое дольше обычного.
Баннор
- Оригинальное название: Bannor
- Раса: люди
- Описание: народ Баннорской империи был выкован невероятными страданиями в непримиримое орудие правосудия. Они нападают на врага, несмотря ни на что. Баннорцы прошли через огонь и лёд не для того, чтобы позволить миру погрузиться во тьму. Баннорцы ведомы ангелом Сабатиилом, неотступно следующим учениям Пакта, и невероятно храброй женщиной по имени Каприя.
- Лидеры:
- Сабатиил (добро) — харизматичный, организованный
- Каприя (добро) — духовная, промышленная
- Деций (по выбору) — организованный, налётчик
- Герой:
- Заклинание:
- Зов — создаёт отряд демагогов в каждом баннорском городе и на каждом улучшении. Может быть использовано только во время крестового похода.
Григори
- Оригинальное название: Grigori
- Раса: люди
- Описание: Кассиль когда-то был ангелом в услужении у Дагды. Во время Эпохи драконов он помогал людям прятаться от опасностей, что исходила от небесной войны. Именно по его совету Дагда составила и подписала Пакт, ограничивающий власть сверхъестественных сущностей на Эребусе, но Кассиль посчитал, что одного Пакта недостаточно. Он хотел, чтобы ангелы и демоны полностью покинули мир смертных, позволив им самим управлять своим миром. Когда Пакт позволил ангелам и демонам воевать посредством людей, Кассиль покинул Дагду и начал свой собственный крестовый поход, цель которого — убедить людей отказаться быть пешками в небесных разборках. Кроме беженцев, Кассиль также укрывает загадочную секту луоннитов, члены которой каким-то образом обрели устойчивость к магии. Ни Кассиль, ни его последователи не станут поклоняться заносчивым поработителям.
- Лидер:
- Кассиль (нейтрал) — адаптивный, философ, трудолюбивый
- Герой: вместо одного героя с узкой направленностью Григори со временем получают множество универсальных героев.
- Заклинание:
- Пыл — начинает счёт великих личностей с нуля для всех фракций.
Довиеллы
- Оригинальное название: Doviello
- Раса: люди
- Описание: племя людей, настолько одичавшее, что многие считают их чудовищами. В беспощадных и недоверчивых варваров довиеллов обратила бесконечная зима Эпохи льда. Вожаком этой стаи волкоподобных людей является Шарадон, который постоянно ищет лёгкую жертву на растерзание. Даже орки и звери опасаются этого кровожадного вожака. Махала является не менее опасной, но предпочитает менее грубые способы достижения своих целей.
- Лидеры:
- Шарадон (зло) — варвар, агрессивный
- Махала (зло) — изобретательная, налётчица
- Герои:
- Боевая машина — примитивный танк, предназначенный для полного уничтожения вражеских поселений.
- Люциан — сильный юнит, стартующий вместе со стартовым отрядом, специализирующийся на штурме вражеских городков.
- Заклинание:
- Дикая охота — создаёт волчью стаю для каждого боевого отряда довиеллов, чья мощь зависит от мощи отряда-напарника.
Иллийцы
- Оригинальное название: Illians
- Раса: люди
- Описание: этот народ служил богу зимы Мулкарну во время предыдущей эпохи. Это общество выковала яростная сверхъестественная зима Эпохи льда, но когда их покровитель был повержен Килорином, а войска иллийцев были разбиты амуритами, они утратили былое единство и долгое время существовали разрозненными, бесцельными племенами. Странник по имени Аурик Ульвин услышал их мольбы, объединил иллийцев в единую силу и повёл их на поиски утраченного величия.
- Лидер:
- Аурик Ульвин (зло) — харизматичный, защитник, агностик, полководец (при посещении Летум Фригус)
- Герои:
- Вильбомэн — могучий ледяной гигант, неуязвимый для холода, но слабый против огня. Вилбомэн неспособен путешествовать через пустыни.
- Дрифа, Белый Дракон — огромный летающий ящер, наиболее комфортно чувствующий себя в холодном климате.
- Аурик Взошедший — вождь иллийцев, ставший новым повелителем зимы. Практически неуязвим, разве что противник вооружён богоборцем, легендарным мечом Килорина, убившего Мулкарна.
- Заклинание:
- Стазис — на время останавливает производство и исследования во всех городах, не принадлежащих иллийцам.
Инферналы
- Оригинальное название: Infernal
- Раса: демоны
- Описание: Падший ангел Агарес является правителем клана Никс. Видя что некоторые души слишком чисты, чтобы быть заманенными в ад, он посылает своих слуг, ведомых ужасным Хиборемом, на Эребус, чтобы распространить своё влияние среди смертных. Если ему это удастся, и смертные внемлют своей тёмной стороне, то весь мир будет гореть адским пламенем, предоставляя Агаресу неограниченную власть.
- Лидер:
- Хиборем (зло) — взыватель, варвар, духовный
- Герой:
- Хиборем — огненный демон, правая рука Агареса. Ведёт полчища адских отродий на поглощение мира смертных.
- Заклинание:
- Шёпот Хиборема — позволяет Хиборему захватить любой город, в котором присутствуют верующие в Вуаль Пепла.
Куриоты
- Оригинальное название: Kuriotates
- Раса: интернациональный состав
- Описание: Кардиф Лорда — загадочный мальчик, обладающий сверхъестественной мудростью и непревзойдённой харизмой. Его мечты о бесконечных мире и процветании привлекают представителей всех рас Эребуса в его величественные города, с чудесами которых не сравниться даже баннорцам. Смогут ли куриоты защитить себя от жестокого мира лишь своим единством, или им придётся нарушить свои заповеди и ответить жестокостью на жестокость?
- Лидер:
- Кардиф Лорда (добро) — адаптивный, философ, экспансивный
- Герои:
- Эуробатр, Золотой Дракон — огромный нелетающий огненный ящер, обладающий иммунитетом к магии.
- Герн — кентавр, специализирующийся на партизанской войне.
- Заклинание:
- Легенды — вызывает огромный культурный взрыв в городах и поселениях куриотов.
Калабим
- Оригинальное название: Calabim
- Раса: вампиры
- Описание: древние и могучие лидеры этой расы хранят ужасную тайну. С помощью дьявольских ритуалов их жизни могут быть продлены за счёт других; таким образом Алексис и Флаурос основали вампирскую аристократию, существующую и по сей день. Несмотря на то, что эта тайна обернула бы все честные нации против них, их враги стараются не верить в такие ужасные слухи, опасаясь того, что их постигнет участь человеческих рабов калабимцев.
- Лидеры:
- Алексис (зло) — агрессивная, философ
- Флаурос (зло) — финансист, организованный
- Деций (по выбору) — организованный, налётчик
- Герой:
- Лоша Валас — вампиресса, поддерживающая своё бессмертие, высасывая жизнь из вражеских солдат.
- Заклинание:
- Река крови — все калабимские города получают новых граждан за счёт граждан городов остальных фракций.
Клан Пылающих углей
- Оригинальное название: Clan of Embers
- Раса: орки и гоблины
- Описание: бесчисленная орда орков и гоблинов, поклоняющаяся падшему ангелу Бхаль, которая угрожала всем цивилизациям со времён Эпохи магии. Но во времена Эпохи возрождения они стали ещё более опасными, после того как их объединил в единый клан боевой жрец Джонас Эндэйн. Королева орков Шилба (по происхождению — человек) принесла с собой научные достижения цивилизованного мира, но не его гуманность.
- Лидеры:
- Джонас Эндэйн (зло) — варвар, экспансивный, духовный
- Шилба (зло) — варвар, организованная, агрессивная
- Герой:
- Рантин — могучий и харизматичный орк, способный не только разметать вражеские войска, но и убедить вражеское население присоединиться к Клану.
- Заклинание:
- За орду — половина варварских орков присоединяется к орде Клана.
Ланун
- Оригинальное название: Lanun
- Раса: люди
- Описание: моря и океаны Эребуса являются домом для ланов, неукротимого народа, равно чувствующего себя на палубах кораблей и на суше. Каждый капитан — своё собственное государство. Самыми могущественными капитанами являются Фаламар и Ханна Ирина. Фаламар обладает бесстрашием волн и обаянием, привлекающим женщин любого порта. Ханна же прихотлива как ветер и жестока как буря в гневе. Они не имеют равных на волнах, но их постепенно затягивают конфликты Эребуса, и им придётся отстаивать свой образ жизни на всех типах поля боя. Ведь если ланы отступят, то они канут в небытие под неумолимыми песками времени.
- Лидеры:
- Фаламар (нейтрал) — харизматичный, экспансивный
- Ханна Синеокая (нейтрал) — финансист, налётчица
- Герои:
- Гайбраш Трипвуд — могучий пират, способный воевать на суше, а также брать на абордаж вражеские суда.
- «Чёрный ветер» — скоростной пиратский корабль, способный нападать на любое вражеское либо союзное судно без объявления войны.
- Заклинание:
- Бушующие моря — создаёт эффект цунами по всему миру, но не повреждает корабли и улучшения ланов.
Лучуирп
- Оригинальное название: Luchuirp
- Раса: гномы
- Описание: лучуирпы строят прекрасные города. Зачарованные лифты перевозят пассажиров по всему городу, а могучие големы служат и охраняют гномов. Хотя большинство големов не способны учиться, Барнакс является странностью даже среди лучуирпов. Он способен к самообучению, а также к передаче своих знаний остальным членам лучуирпской армии големов. Ни одна другая цивилизация не зависит настолько сильно от единственного воина.
- Лидеры:
- Гаррим Гир (добро) — защитник, финансист
- Биери Бол (добро) — финансист, трудолюбивый
- Герой:
- Барнакс — голем, построенный ещё в древней Храд’Ке-Зунской империи, ставший разумным. Теперь он является учителем и защитником лучуирпов (и гномов и големов), стараясь возродить падшую империю.
- Заклинание:
- Дары Нантосуэльты — создаёт по Золотому молоту в каждом городе лучуирпов. А каждый молот превращается в свободного специалиста-кузнеца.
Льёсальфар
- Оригинальное название: Ljosalfar
- Раса: эльфы
- Описание: когда-то летний двор проводил всё своё время в песнях и гармонии с природой, но те времена канули в лету. Гибель их покровителя вызвала кровавую гражданскую войну со свартальвами, которая остановилась лишь из-за того, что морозы Эпохи льда сделали путешествия невозможными. Конец вечной зимы и превращение Цернунноса в повелителя природы означает, что выжившие льёсальвы опять воссоздают свои лагеря и готовятся возобновить гражданскую войну.
- Лидеры:
- Тесса (нейтрал) — чародейка, экспансивная
- Амеланчир (нейтрал) — защитник, налётчик
- Арендель Фаэдра (добро) — творческая, духовная
- Герой:
- Гильден Серебристый — молодой эльф-воин, опытный лучник, племя которого было уничтожено оборотнями.
- Заклинание:
- Марш деревьев — все леса на территории льёсальвов превращаются в энтов на короткое время, после чего они умирают и опять становятся лесами.
Малаким
- Оригинальное название: Malakim
- Раса: люди
- Описание: пустынные кочевники малакимы никогда не знали иных эльфов, кроме тёмных свартальвов. Но обнаружив в пустоши полумёртвого эльфа, малакимы-охотники всё же забрали его с собой и исцелили его раны, вместо того чтобы его убить. Очнувшись, эльф объяснил, что он был принцем свартальфов по имени Варн Госам, но покинул своих собратьев после откровения, посланного солнечным ангелом Лугусом. Поверив ему, малакимы позволили Варну остаться, после чего он построил в деревне храм Лугуса и начал проповедовать малакимам свою новую религию. Его слово распространилось по всему народу, и вскоре он был признан вождём малакимов. Приняв эту роль, Варн повёл свой новый народ на светлый путь Лугуса. В обществе малакимов всё на виду, и даже наиопытные воры и убийцы будут найдены и истреблены во благо света.
- Лидеры:
- Варн Госам (добро) — адаптивный, творческий, духовный
- Деций (по выбору) — организованный, налётчик
- Герой:
- Тевторикс — пустынный воин, умеющий обходить вражеские стены.
- Заклинание:
- Религиозное рвение — создаёт священников государственной религии малакимов в каждом городе с этой религией. Опыт священников зависит от количества этих городов.
Меркурийцы
- Оригинальное название: Mercurians
- Раса: ангелы
- Описание: Бэйзиум был ангелом на службе у Арона, но когда был подписан Пакт, он отказался перестать напрямую воевать с демонами. Нарушив Пакт, Бэйзиум и небольшое войско восставших ангелов отвергли приказы своих повелителей и продолжили бой. Большую часть времени они проводят между миром смертных и адом, напрямую борясь с демонами. Их можно обнаружить везде, где присутствуют демоны. О смертных меркурийцы совершенно не заботятся. Их единственная цель — убить как можно больше демонов, и их даже нередко путают с демонами из-за их фанатизма и брутального вида.
- Лидер:
- Бэйзиум (добро) — агрессивный, изобретательный, налётчик
- Герой:
- Бэйзиум — яростный, воинственный ангел, покинувший небеса ради уничтожения ненавистных демонов. Бэйзиум объявляет войну всем последователям Вуали Пепла.
- Заклинание:
- Божественное возмездие — наносит урон всем демонам и всей нежити в мире.
Свартальфар
- Оригинальное название: Svartalfar
- Раса: эльфы
- Описание: когда-то зимний двор танцевал под звёздами, но они отреклись от своей веры после гибели Суселлуса и решили поклоняться Езусу, повелителю мошенничества. Теперь их полуночные шутки стали смертельными, а иллюзии и игры былых времён используются в бою.
- Лидер:
- Фэйрил Викония (зло) — чародейка, налётчица
- Герой:
- Алазкан-убийца — опытный разведчик и убийца, оперирующий лучше всего в глуши.
- Заклинание:
- Покров ночи — все войска свартальвов скрывают свою национальность (то есть могут нападать без объявления войны).
Сидар
- Оригинальное название: Sidar
- Раса: люди
- Описание: эти люди пожертвовали частями своих душ взамен на бессмертие. Серым всё равно, что происходит в мире, если это не касается их напрямую. Единственные причины для сидаров покинуть свои границы — самозащита и уничтожение нежити, которую они считают нарушением законов природы (несмотря на то, что сами используют магию для продления своих жизней). Даже когда они решают покинуть свои невидимые города, то делают это скрытно.
- Лидер:
- Сандальфон (нейтрал) — защитник, трудолюбивый
- Герой:
- Рафус Денмора — разведчик, предпочитающий не воевать с врагом напрямую, а нападать из ниоткуда и туда же исчезать.
- Заклинание:
- В туман — все войска Серых становятся невидимыми до тех пор, пока они не нападут на врага либо не используют магию.
Хазад
- Оригинальное название: Khazad
- Раса: гномы
- Описание: гномы до недавнего времени предпочитали жить под землёй. Лишь их великие амбиции заставляют их забыть традиции и покинуть свои уютные дома в поисках величия и богатства. Яростные в бою, вере и дружбе, они постепенно отстраивают свою империю, не уступая ни в бою, ни в торговле. Следуя традиции, гномы недоверчиво относятся к любому проявлению магии. Артур Торн и Кандрос Фир давно держат друг на друга зуб, но если того потребует ситуация, каждый с готовностью пожертвует собой ради другого.
- Лидеры:
- Кандрос Фир (нейтрал) — агрессивный, финансист, изобретательный
- Артур Торн (нейтрал) — трудолюбивый, изобретательный, организованный
- Герой:
- Марос — гном-воин, специализирующийся на обороне поселений от врага, посягающего на богатства Хазада.
- Заклинание:
- Золотая жила — казна хазадов пополняется за счёт количества контролируемых шахт, любые равнины в пределах культурных границ Хазад могут превратиться в холмы.
Гиппус
- Оригинальное название: Hippus
- Раса: люди
- Описание: нация наёмников, ведомая лишь звоном монет и традицией. Им чуждо понятие верности, и они с готовностью обернутся против недавних союзников, если того требует новый работодатель. Их боевые качества заслужили им репутацию лучших наёмников в мире. Ведомые Тасунке на поле боя и Роанной за столом переговоров, эти воины чести не признают друзей, верные лишь друг другу и нынешнему контракту. Кланы гиппов знают, что их нация будет жить до тех пор, пока каждый противник видит в них потенциальных союзников.
- Лидеры:
- Тасунке (нейтрал) — агрессивный, налётчик
- Роанна (нейтрал) — экспансивная, финансист
- Герой:
- Магнадин — яростный всадник, специализирующийся на операциях в глубоком тылу врага. Способен собирать наёмников из местного населения.
- Заклинание:
- Боевой клич — увеличивает боеспособность всех войск, но имеет небольшой шанс потерять эффект.
Шиэйм
- Оригинальное название: Sheaim
- Раса: разные
- Описание: шиэймы не существовали как единый народ до начала Эпохи возрождения. По окончании Эпохи льда, многие изгои других цивилизаций объединились с единственной целью — разрушить мир путём использования адской магии. Большинство шиэймов следуют этому пути ради увеличения своих магических знаний, некоторые считают, что будут вознаграждены за уничтожение мира, а другие попросту хотят, чтобы всему пришёл конец.
- Лидеры:
- Тебрин Арбанди (зло) — чародей, взыватель
- Ос-Габелла (зло) — трудолюбивый, взывательница
- Герой:
- Абаши, Чёрный Дракон — огромный, злобный ящер, совершенно неуязвимый для магии. Его рёв обращает всех солдат, исповедующих Культ дракона, на его сторону.
- Заклинание:
- Разлом мира — наносит урон всем войскам в городах и начинает пожары во всех лесах мира.
Элохимы
- Оригинальное название: Elohim
- Раса: люди
- Описание: наследники честного и самоотверженного прошлого. Веками они охраняют священные места, помогают сломленным душам и примиряют смертельных врагов. Роль элохимов заслужила им поклонение масс, но правители других наций зачастую не любят их вмешательства и пытаются заполучить их тайны. Хотя он ценит мир превыше всего, Эйньон Логос не позволит, чтобы его последователи были перебиты как скот. И Этна Белая готова пожертвовать всем, будучи неспособной стоять в стороне, когда их непосильный труд разрушается растущим злом в мире.
- Лидеры:
- Эйньон Логос (добро) — защитник, философ, терпимый
- Этна Белая (добро) — защитница, творческая, терпимая
- Герой:
- Корлиндэйл — опытный дипломат и волшебник, свято верующий в добро и всеобщий мир. Он даже готов пожертвовать собой ради мира во всём мире и отдаления конца света.
- Заклинание:
- Убежище — выбрасывает все несоюзные войска с территорий элохимов и запрещает им возвращаться на некоторое время.
Религии
Братство Листвы
- Оригинальное название: Fellowship of Leaves
- Равнение: добро, нейтрал или зло
- Описание: в глухом лесу обитает шёпот эльфов. Хотя древние защитники обычно считают себя выше дел смертных, некоторые смертные всё же доказали свою верность, были обучены их магии и даже получили в помощь лесных жителей.
- Герои:
- Кифра Кирэль — полуэльф, помогающий тем, кто следует Путём лесов.
- Йвэйн, Лесной эльф — могущественнейший друид из всех, способный напрямую связываться с Природой.
Многорукие Повелители
- Оригинальное название: Octopus Overlords
- Равнение: нейтрал или зло
- Описание: говорят, что силы под Эгейскими волнами могущественней любых других, но воля Повелителей рассеяна, и они преследуют тысячи различных неясных целей. Последователи Повелителей не смеют пробовать напрямую внимать противоречащим приказам своих хозяев. Ради этого они используют в роли посредников бездомных, которые быстро сходят с ума, что вполне подходит последователям, так как приказы доходят до них без изменений. Кроме приказов, Повелители также обучают своих последователей различным знаниям, таким как обращение людей в утопленников.
- Герои:
- Саверос — бывший воин довиеллов, в которого вселился демон.
- Хемах — опасный маг, чьи сны становятся явью. Ходят слухи, что Повелители являются плодом его грёз.
Вуаль Пепла
- Оригинальное название: The Ashen Veil
- Равнение: зло
- Описание: маги неделями медитировали, исследуя самые отдалённые уголки духовного мира. Они не обращали внимания на нужды плоти и поддерживали свои жизни с помощью магии. Их усилия были вознаграждены, когда они связались с тёмным и ужасным существом. Оно начало нашёптывать им тайны некромантии, болезней, кровавых ритуалов. Оно обещало им силу взамен на кровь, и они отдавали её свободно.
- Герои:
- Мардеро — злобный полудемон, стремящийся ускорить конец света.
- Росьер Падший — конный рыцарь, чья душа была совращена дьявольским ритуалом.
- Надзиратель Диса — могучий демон, служащий тем, кто поклоняется Агаресу.
Порядок
- Оригинальное название: The Order
- Равнение: добро
- Описание: Иунил, старший из сотворцов, обещал не вмешиваться в конфликты Эребуса. Никто не знает, почему он решил пойти против своего слова. Одни считают что он это сделал, чтобы бороться с влиянием Вуали Пепла, тогда как другие утверждают, что он просто завидовал другим ангелам. Несмотря на его причины, он обещает спасение любому смертному, требуя лишь одно взамен — беспрекословное повиновение.
- Герои:
- Валин Фануэль — рыцарь, ступивший на путь Иунила. Эксперт по уничтожению демонов.
- Сфенер — ангел, спустившийся с небес, чтобы вершить суд Иунила на Эребусе. Он вооружён мечом и щитом старшего из сотворцов, которые помогают ему уничтожать зло в мире.
Руны Кильморф
- Оригинальное название: Runes of Kilmorph
- Равнение добро или нейтрал
- Описание: Кильморф — властительница земли. Она создала своих детей из камня, назвала их гномами и обучила их тайнам обработки металлов. Кильморф ответит молитвам честных и даже пошлёт своих солдат защищать их города.
- Герои:
- Бамбур — один из первых гномов. Как и все гномы первого поколения, он бессмертен. Является великим оружейным мастером и опытным воином, яростно защищающим свою покровительницу и мать — Кильморф.
- Артендэйн — воин-гном, убитый заражённой девочкой и воскрешённый ангелом Суцеллусом. С тех пор зараза его не берёт, и он ищет свою убийцу, чтобы предотвратить катастрофу.
Совет Езуса
- Оригинальное название: Council of Esus
- Равнение: нейтрал или зло
- Описание: Совет Езуса отличается от других религий тем, что у него нет последователей, священников, жрецов или храмов. Вместо них всеми религиозными ритуалами занимаются любые его последователи. Таким образом, любой воин, поклоняющийся Езусу, может распространить его учения (за вознаграждение) в других городах. По всей видимости, платить за чудеса — обычное дело для Совета Езуса.
- Герой:
- Гиббон Гоэтия — иллюзионист, способный временно подменять лидера вражеской цивилизации.
Эмпирия
- Оригинальное название: The Empyrean
- Равнение: добро или нейтрал
- Описание: тогда как последователи Порядка ценят закон, Эмпирия ценит мудрость. Приговор и наказание, как сказано в учениях Лугуса, не основаны на строгом повиновении запутанному кодексу законов, а на прямом взвешивании всех «за» и «против» каждого дела. Социальные равенство и беспристрастность являются моделью для взаимоотношений правительства и его граждан, а также между империями. Таким образом, Эмпирия предоставляет равный голос любой империи, независимо от размера территорий и влияния.
- Герой:
- Халид Астракейн — верховный жрец Эмпирии, способный вызывать огромный огненный столп с небес.
Напишите отзыв о статье "Fall from Heaven II"
Ссылки
- [kael.civfanatics.net/ Официальный сайт модификации] (англ.)
- [fallfromheaven.wikia.com/wiki/Main_Page Вики о модификации] (англ.)
- [fidgit.com/archives/2008/12/fall-from-heaven-ii-madness-i.php Обзор модификации на Fidgit.com] (англ.)
- [www.civfanatics.ru/forums/59-Fall-From-Heaven Раздел на сайте крупнейшего сообщества СНГ]
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Fall from Heaven II
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
