Татэкава, Ёсицугу

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ёсицугу Татэкава»)
Перейти к: навигация, поиск
Ёсицугу Татэкава
яп. 建川美次
Дата рождения

3 октября 1880(1880-10-03)

Место рождения

префектура Ниигата, Японская империя

Дата смерти

9 сентября 1945(1945-09-09) (64 года)

Принадлежность

Императорская армия Японии

Годы службы

1901—1945

Звание

Генерал-лейтенант

Командовал

10-я дивизия
4-я дивизия

Сражения/войны

Русско-японская война
Вторая японо-китайская война
Вторая мировая война

Ёсицугу Татэкава (яп. 建川美次; 3 октября 1880, префектура Ниигата — 9 сентября 1945) — генерал-лейтенант Императорской армии Японии в годы Второй мировой войны. Он сыграл важную роль в Маньчжурском инциденте в 1931 году, заключил Пакт о нейтралитете между СССР и Японией в 1941 году в качестве посла в Советском Союзе.



Биография

Татэкава был родом из префектуры Ниигата и окончил Военную академию Императорской армии Японии в 1901 году. Принял участие в русско-японской войне, совершал участие в рекогносцировке разведывательных патрулей глубоко внутри российских линий обороны. В 1909 году окончил Высшую военную академию Императорской армии Японии.

В 19201922 годах Татэкава был в составе японской делегации в Лиге Наций. После своего возвращения в Японию он был прикреплён к 1-му кавалерийскому полку Императорской армии Японии, позже стал командиром 5-го кавалерийского полка в 19231924 годах.

В 1924—1928 годах Татэкава был начальником 4-го отдела (Европейская и американская разведка), 2-е Бюро Генерального штаба Императорской армии Японии, контролировал разведывательные операции в Советском Союзе. Затем служил военным атташе в Китае в 1928—1929 годах[1].

В связи с растущей напряжённостью в Маньчжурии между Квантунской армией и китайскими войсками, Татэкава был отправлен в Мукден министром армии Дзиро Минами для предотвращения Квантунской армии от каких-либо резких движений, которые могли бы втянуть Японию в войну с Китаем.

Однако, когда Татэкава прибыл в Мукден, он не предотвратил военное вторжение и оккупацию Маньчжурии. После того как он сообщил командованию Квантунской армии, что Токио запрещает любые действия без приказа, его нарочно напоили, пока он не заснул, в то время как произошёл взрыв на ЮМЖД, после чего произошёл Маньчжурский инцидент[2]. Позже он оправдывал свою неудачу тем, что он прибыл не вовремя остановить заговор .

После инцидента в Мукдене, Татэкава был отправлен в Швейцарию и в 19311932 годах был членом японской делегации на Конференции по разоружению в Женеве. По возвращении в Японию в 1932 году, он получил звание генерал-лейтенанта. В 1932 — 1933 годах он занимал пост Постоянного представителя японской армии в Лиге Наций.

В 1934 году Татэкава стал командиром 10-й дивизии Императорской армии Японии, а в 1935 году был назначен командующим 4-й дивизии. Он был замешан в Путче молодых офицеров, после чего был вынужден уйти в отставку с военной службы.

В 1940 году Татэкава был назначен послом в Советском Союзе. Он сыграл ключевую роль в переговорах о советско-японском Пакте о нейтралитете 1941 года, который был подписан только через два года после советско-японских пограничных столкновений. Татэкава также был посредником при подписании пакта о нейтралитете между Монгольской Народной Республикой и Маньчжоу-го. Он вернулся в Японию в 1942 году. Умер в 1945 году. Могила Татэкавы находится на кладбище Тама[en] в Футю, Токио.

Напишите отзыв о статье "Татэкава, Ёсицугу"

Примечания

  1. Ammenthop, The Generals of World War II
  2. I. Nobutaka, «Japanese Memoirs-Reflections of the Recent Past» in Pacific Affairs, Vol. 24, No. 2. (June 1951), p. 188.

Отрывок, характеризующий Татэкава, Ёсицугу

– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.