Абрамович, Дмитрий Иванович

Дмитрий Иванович Абрамович
Портрет Дмитрия Ивановича Абрамовича, 1914 год
Дата рождения:	26 июля (7 августа) 1873(1873-08-07)
Место рождения:	м. Гулевичи, Луцкий уезд, Волынская губерния, Российская империя
Дата смерти:	4 марта 1955(1955-03-04) (81 год)
Место смерти:	Вильнюс, Литовская ССР, СССР
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	история
Место работы:	Санкт-Петербургская духовная академия; Публичная библиотека; Вильнюсский университет
Учёное звание:	член-корреспондент АН СССР
Альма-матер:	Санкт-Петербургская духовная академия
Научный руководитель:	А. А. Шахматов
Награды и премии:

Дми́трий Ива́нович Абрамо́вич (26 июля [7 августа] 1873, м. Гулевичи, Волынская губерния — 4 марта 1955, Вильнюс) — историк русской литературы, филолог-славист, палеограф, источниковед.

Биография

Родился в м. Гулевичи Волынской губернии в семье священника. Учился в Волынской духовной семинарии.

Воспитанник Санкт-Петербургской духовной академии, в которой позже (с 1898 года) занимал кафедру русского и церковнославянского языков и истории русской литературы. Руководителем научной деятельности Абрамовича был А. А. Шахматов.

1909 — оставляет кафедру из-за «неблагонадёжности», выразившейся в преподавании новой русской литературы. В 1909—1919 преподавал историю русской литературы и языка, церковнославянский язык и палеографию на Высших женских курсах, Высших педагогических курсах Общества экспериментальной педагогики и др. Кавалер орденов св. Анны и св. Станислава 2-й и 3-й степени. В 1910—1927 сотрудник Рукописного отделения Публичной библиотеки в Петербурге.

1921 — член-корреспондент АН РСФСР, затем СССР.

1927 — арестован органами внутренних дел (видимо, не ранее мая месяца), находясь в должности главного библиотекаря ГПБ (Ленинград), заведующим её 1 отделением (филиалом) — Библиотекой бывшей Санкт-Петербургской Духовной академии. На Соловки прибыл, возможно, до начала навигации 1928 года. В заключении составлял описание местного монастырского кладбища. Пробыл в заключении 5 лет.

В 1939—1941 преподавал в Смоленском педагогическом институте. После войны — профессор, преподаватель истории русского литературного языка в Вильнюсском университете. Принимал участие в подготовке «Словаря древнерусского языка XI—XVII вв.»

Основные сочинения

• Исследование о Киево-Печерском Патерике, как историко-литературном памятнике (магист. диссерт., СПб., 1902);
• К вопросу об источниках Несторова «Жития преподобного Феодосия Печерского» («Изв. II отд. Ак. Наук», т. III),
• «Несколько слов в дополнение к исследованиям А. А. Шахматова о Киево-Печерском Патерике» (ibid.)
• «Пушкин пред судом современников и потомства» («Христианск. Чтение», 1899, авг.);
• «Памяти Аполлона Майкова» (ib., 1900, август);
• «Гоголь в русской критике» (ib., 1902, май);
• «Памятники языка и письма и археографические на XII археол. съезде в г. Харькове» (ib., 1903, январь);
• «К вопросу об объёме и характере литературной деятельности Нестора Летописца» (II т. «Трудов» XI археологич. съезда);
• «О рукописных и старопечатных собраниях Волынской губернии» («Отчёт II Отд. Имп. Акад. Наук» за 1902 г.).
• «Описание рукописей Софийской библиотеки» (вып. I — 1905, II — 1907, III — 1910),
• «Киево-Печерский Патерик» («Памятник слав. рус. письм.», изд. Им. Арх. Ком.),
• «Сказание о святых Борисе и Глебе» («Памятники русской литературы», изд. отд. рус. яз. и слов. Имп. Ак. Наук).

Кроме этого, опубликовал ряд исследований и рецензий в «Известиях II отд. Имп. Ак. Наук», «Живой старине», «Христианском Чтении», «Большой Энциклопедии», редактировал собрание сочинений М. Ю. Лермонтова для «Академической библиотеки русских писателей».

Всего Абрамовичу принадлежат более 200 статей, исследований, курсов лекций и заметок.

Литература

• Абрамович, Дмитрий_Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49279.ln-ru Профиль Дмитрия Ивановича Абрамовича] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Абрамович, Дмитрий Иванович

В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.