Алкалаев-Калагеоргий, Константин Николаевич

Константин Николаевич Алкалаев-Калагеоргий
Дата рождения	1825(1825)
Дата смерти	1885(1885)
Годы службы	1843—1885
Звание	полковник

Константи́н Никола́евич Алкала́ев-Калагео́ргий (1825—1885) — полковник, ярославский полицмейстер с 1862 по 1885 годы.

Биография

Из дворян Киевской губернии. Родители — Николай Авраамович Калагеоргий-Алкалаев (троюродный брат — И. Х. Калагеорги) и Роза Мартыновна Белецкая. Николай Авраамович был женат дважды (вторая жена — Анна Петровна Митюкова); от двух жён у него было 13 детей. Один из единокровных братьев Константина Николаевича — Иван Николаевич Алкалаев-Калагеоргий.

Родился 11 апреля 1825 г. Воспитывался в частном учебном заведении. Вступил в военную службу в чине подпрапорщика в 1843 году. В 1849 году участвовал в подавлении революции в Венгрии. В том же году произведен в прапорщики.

В 1858 году переведен в штат петербургской полиции. В 1860 году произведен в капитаны. В 1861 году К. Н. Алкалаеву-Калагеоргию поручено управлять 1-й Адмиралтейской частью Петербурга.

В том же 1861 году назначен ярославским полицмейстером. За отличие по службе в 1865 году произведен в майоры, позднее дослужился до полковника.

Награды

Награждён орденами: св. Анны 3 ст. — 4 июля 1869 года; св. Станислава 2 ст. — 8 июля 1871 года; св. Владимира 4 ст. с бантом за выслугу беспорочно 25 лет — 22 сентября 1871 года.

Имел также серебряную медаль за усмирение Венгрии и Трансильвании в 1849 года (22 января 1850 года) и светло-бронзовую медаль в память Крымской войны 1853—1856 годов.

Семья

Жена — Людмила Григорьевна. Дети: Андрей (1861—1879), Николай (1863—1885), Константин (1866 — ок. 1921), Василий. В числе внуков — Константин и Владимир Константиновичи Алкалаевы.

Упоминания в мемуарах

К. Н. Алкалаев-Калагеоргий упоминается у В. А. Гиляровского в «Моих скитаниях» (вторая часть фамилии Константина Николаевича, как это часто бывает, дана в искажённом виде), а также в воспоминаниях А. М. Достоевского, брата писателя.

Гиляровский:

К нам подходит полковник небольшого роста, полицмейстер Алкалаев-Карагеоргий, которого я издали видел в городе... Брандмейстер докладывает ему, что я его спас.

— Молодец, братец! Представим к медали.
Я вытянулся по-солдатски.
— Рад стараться, ваше высокоблагородие.

Достоевский:

Полицмейстером он и смолоду был не ахти мне хорошим; но в таком мирном городке как Ярославль и он казался и деятельным и безукоризненным!.. Как человек он был очень добрый и приветливый и, конечно, я познакомился с ним с первых дней приезда и часто встречался за карточным столом у Бокшанскаго, Окерблома, Вейцлера и Веселовского. Жена его, Людмила Григорьевна Алкалаева-Калагеоргий, не была даже дамою просто приятною. Какая-то бестактность, проявлявшаяся /в ней/, конечно, вследствие неровности характера её, делало её иногда неприятною собеседницею. Её звали между прочим Индышкой, на каковую птицу она действительно была иногда похожа. Но, впрочем, Людмила Григорьевна была добрая женщина, любившая очень своё семейство, и готовая выцарапать, как говорится, глаза всякому, кто осмелился бы двусмысленно отозваться об её муже или детях!

Источники

Послужной список К. Н. Алкалаева-Калагеоргия: РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 7448. Л. 1286—1293.

Ссылки

• [ludenhoff.narod.ru/Kalageorgi.gif Родословная Алкалаевых-Калагеоргиев.]
• [rosgenea.ru/?alf=1&serchcatal=%C0%EB%EA%E0%EB%E0%E5%E2-%CA%E0%F0%E0%E3%E5%EE%F0%E3%E8%E9&r=4 Центр генеалогических исследований]
• Талалай М. [www.russinitalia.it/pubblicazioni/Talalaj..pdf Российский некрополь в Неаполе, Венеции и Сан-Ремо.], с. 427.

Отрывок, характеризующий Алкалаев-Калагеоргий, Константин Николаевич

– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.