Альтерман, Натан

Натан Альтерман
נתן אלתרמן
Место рождения:	Варшава (Российская империя)
Место смерти:	Тель-Авив (Израиль)
Род деятельности:	поэт, журналист, драматург и переводчик
Язык произведений:	иврит
Награды:	Литературная премия имени Бялика (1957) Премия Израиля (1968)

Натан А́льтерман (ивр. ‏נתן אלתרמן‏‎; 1910, Варшава, Российская империя — 1970, Тель-Авив, Израиль) — израильский поэт, драматург, журналист и переводчик. В 1968 году был удостоен Государственной премии Израиля в области литературы.

Биография

Детство

Натан Альтерман родился 25 августа 1910 года в Варшаве в семье Ицхака и Бейлки Альтерман. Его родители были сторонниками сионизма, оба были педагогами. Они вместе с семьей Гальпериных создали еврейский детский сад, где с детьми разговаривали только на иврите. Поэтому Натан с детства говорил на двух языках — иврите и идише. Во время Первой мировой войны семья Альтерманов переехала в Россию, и конец войны и время революций застали их в Москве, где Ицхак Альтерман в начале 1917 года открыл еврейские педагогические курсы (недалеко от Яузского моста). С этого времени русский язык на всю жизнь стал для Натана Альтермана языком чтения, языком русской и мировой литературы. Революционные события заставили семью Альтерманов переехать в 1919 году в Киев, а вскоре в Кишинёв, где в 1921 году Натан начал посещать религиозную гимназию для мальчиков «Маген Довид» раввина И.-Л. Цирельсона под эгидой Агудат Исраэль.

В 1925 году Альтерманы переезжают в Палестину, в город Тель-Авив, где Натан начал учёбу в гимназии «Герцлия».

Отец Натана Альтермана, Ицхак Альтерман знал многих местных знаменитостей, боготворил Бялика, ходил на все спектакли Габимы. Звезда театра Хана Ровина, поразила юношеское воображение Альтермана, она стала его музой, ей он посвятил первые свои стихи.

Первое стихотворение Альтермана было опубликовано в 1931 году.

Творческая жизнь

С 1934 года стихи Альтермана печатаются на страницах газеты «га-Арец», в основном это стихи на политические темы. В 1943 году он перешёл в рабочую газету «Давар», где вел колонку, публикуя актуальные, часто сатирические, стихи под рубрикой «Ха-тур ха-шви‘и» («Седьмая колонка»), также здесь печатались политические стихи, осуждавшие англичан, и установленные ими преграды на иммиграцию евреев в Эрец-Исраэль.

Стихи, запрещённые цензурой, размножали вручную и передавали из рук в руки. Альтерман написал немало стихов, которые затем были положены на музыку и вошли в репертуар эстрадных исполнителей, завоевав популярность у слушателей.

В дальнейшем творчестве Натан Альтерман проявлял интерес к общественным проблемам страны. После Шестидневной войны поэт стал сторонником движения за целостность Израиля и всю свою дальнейшую деятельность посвятил этой проблеме. Независимо от политической линии в творчестве, Альтерман также развивал лирическое начало в поэзии. Помимо этого Натан Альтерман вступил в группу поэтов-модернистов во главе с Авраамом Шлёнским; последователи Шлёнского развивали в своём творчестве идеи русских и французских символистов.

Перу Альтермана принадлежат многочисленные переводы на иврит, среди которых комедии Мольера, трагедии Шекспира, баллады Бёрнса и многие другие шедевры мировой художественной литературы.

Собрание сочинений Альтермана в 4-х томах вышло в 1961—62 годах. Второе многотомное издание полного собрания сочинений увидело в свет в 1971—79 годах. Сборник стихов Альтермана на русском языке был впервые издан в 1974 году в Тель-Авиве.

Увековечение памяти

Именем Натана Альтермана названы улицы во многих городах Израиля. В декабре 2015 года выпущена в обращение банкнота достоинством 200 новых шекелей, несущая на себе портрет Натана Альтермана и отрывки из его произведений.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/10182 Натан Альтерман] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [botinok.co.il/node/35523 Владимир Фромер о Натане Альтермане]
• [berkovich-zametki.com/2005/Zametki/Nomer6/Kamen1.htm Некоторые стихи]
• [hedir.openu.ac.il/radio/rus-sofer10.html Российские евреи — ивритские писатели]

Отрывок, характеризующий Альтерман, Натан

– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.