Маад аль-Мустансир Биллах
| Абу Тамим Маадд ибн Али аль-Мустансир Биллах араб. المستنصر بالله الفاطمي<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Динар халифа Мустансира</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1036 — 1094 | ||
| Предшественник: | аз-Захир Биллах | |
| Преемник: | Аль-Мустали Биллах | |
| Вероисповедание: | Мусульманин-исмаилит | |
| Рождение: | 5 июня 1029 Каир | |
| Смерть: | 10 января 1094 (64 года) | |
| Род: | Фатимиды | |
| Отец: | аз-Захир Биллах | |
| Дети: | Аль-Мустали Биллах | |
Абу Тамим Маад ибн Али аль-Мустансир Биллах аль-Фатими (араб. المستنصر بالله الفاطمي; 5 июня 1029 — 10 января 1094) — Исмаилитский халиф из династии Фатимидов. Правил Фатимидским халифатом с 1036 в 1094[1]. Объявил своим преемником не старшего сына — Низара, а младшего — аль-Мустали, что повлекло раскол в исмаилизме на низаритов и мусталитов[2]. Период его правления насчитывал 60 лет — это самый длинный из всех халифатов и в Египте, как и в любом другом исламском государстве[1].
Содержание
Муайад фил-Дин аль-Ширази
Абу Наср Муайад фил-Дин аль-Ширази (1000—1078) был исмаилистским ученым XI века, философом и поэтом, проповедником и богословом персидского происхождения. Он служил аль-Мустансиру как даи, в конце концов достигнув наивысшего ранга Баб аль-Адваб («Ворота ворот») и Даи ад-Дуат («Глава миссионеров»). В своих богословских и философских сочинениях он окончательно оформил доктрину исмаилизма[3]. Аль-Ширази родился в городе Шираз, столице провинции Фарс (тогда Персия, в настоящее время — Иран), в 1000 году нашей эры. Его отец, Муса ибн Дауд, служил халифу аль-Хакиму Биллаху в качестве главного миссионера в провинции Фарс.
Визирь Бадр аль-Джамали
Бадр аль-Джамали был визирем, командующим войсками и даи ад-Дуат — главным миссионером при аль-Мустансире. Этнический армянин, он был приобретен сирийским эмиром Джамалом ад-Даула как раб за сравнительно небольшую цену. Позже он стал мамлюком. Далее он был назначен губернатором Акко[4], а в 1074 году — командующим армией. Аль-Джамали умер в 1094 году, будучи фактическим правителем халифата Фатимидов[5]. Бадр Аль-Джамали инициировал строительство в Каире таких зданий, как мечеть Аль-Джаме аль-Джуйюши, ворота Баб аль-Футух (Ворота завоевателя), Баб аль-Наср (Ворота победы) и Баб Зувейла.
Голод
Между 457/1065 и 464/1072 годами в Египте разразился сильный голод. В это же время обострилась борьба между турецкой и суданской фракцией внутри фатимидской армии. Берберские кочевые племена из Нижнего Египта стали намеренно усугублять страдания населения от разорения сельской местности, уничтожая насыпи и каналы Нила. Конюшни халифа резко сократились с десяти тысяч животных до всего трех лошадей. В итоге, как писали хронисты, у аль-Мустансира осталась одна единственная лошадь, и что, когда он выезжал из дворца, его придворные следовали пешком. Пока длился голод, население страны продолжало сокращаться. Затяжной голод сменился чумой: целые районы обезлюдели.
Турецкие наёмники
Одновременно турецкие наёмники опустошили казну. Многие из произведений искусства и дворцовые ценности всех видов были проданы, чтобы удовлетворить их требования, при этом часто они сами были покупателями, приобретая утварь по бросовым ценам и перепродавая втридорога. Изумруды на сумму 300 000 динаров были куплены одним турецким генералом за 500 динаров, а в 1068 году книги стоимостью 30 000 000 динаров были проданы, чтобы обеспечить уплату жалования туркам. Драгоценная библиотека, которая была доступна для общественности и была одной из достопримечательностей Каира, была распродана, а часть книг разорваны, выброшены или использованы для розжига костров. Наконец, турки начали борьбу между собой. Насир ад-Даула, турецкий генерал армии Фатимидов, обложил Фустат, который обороняла соперничающая фракция турецкого караула. Насир сжег часть города и занял его. Когда он вошёл во дворец, он нашёл аль-Мустансира в покоях с голыми стенами и с тремя рабами. Халиф все это время питался двумя хлебами, которые были направлены ему дочерьми грамматика Ибн Бабшанда.
Турки заняли Каир и подчинили себе визирей, а с самим халифом обращались с презрением, используя свою власть, чтобы истощить казну путём повышения своего жалования почти в двадцать раз. Насир ад-Даула стал настолько властным в своем поведении, что его собственные приближенные убили его в 466/1074 году. Это привело город в его худшее состояние, так как различные турецкие фракции вели себя не лучше, чем бандиты. Условия жизни в Египте продолжали ухудшаться.
В 1094 году аль-Мустансир умер, и его сменил его сын, аль-Мустали Биллах.
Напишите отзыв о статье "Маад аль-Мустансир Биллах"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.britannica.com/EBchecked/topic/399581/al-Mustansir «Al-Mustanṣir»] Encyclopædia Britannica.
- ↑ [religion.babr.ru/perc/m/mustans.htm Дмитрий Таевский. История религии — Мустансир]
- ↑ VERENA KLEMM,"MOʾAYYAD FI’L-DIN ŠIRĀZI" in Encyclopaedia Iranica
- ↑ [ismaili.net/heritage/node/17916 Ismaili History 571 - Arrival of Badr al-Jamali | Ismaili.NET - Heritage F.I.E.L.D]
- ↑ [books.google.co.in/books?id=H-k9oc9xsuAC&pg=PA90&lpg=PA90&dq=badr+al+jamali&source=bl&ots=TTmRhB__Yj&sig=wVf_Q2ReVNiHgbx5lh7Vhzps-uk&hl=en&redir_esc=y#v=onepage&q=badr%20al%20jamali&f=false Medieval Islamic Civilization: An Encyclopedia]. — Routledge. — P. 90. — ISBN 978-0415966900.
Ссылки
- [religion.babr.ru/perc/m/mustans.htm Дмитрий Таевский. Мустансира]
- Рыжов К. В. Фатимиды // Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв. — М. : Вече, 2004. — ISBN 5-94538-301-5.</span>
- [anhar.ru/library/cairo/part07.htm 7. Аль-Кахира]
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Маад аль-Мустансир Биллах
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
