Мусталиты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мусталиты (араб. مستعلي‎), бохра, протоисмаилиты — исмаилитская секта, сформировавшаяся в 10941095 годах в результате назначения фатимидским халифом аль-Мустансиром своим преемником не старшего сына Абу Мансура Низара, а младшего Ахмада аль-Мустали. Сторонники Абу Мансура Низара объявили его истинным халифом, образовав секту низаритов. Сторонники аль-Мустали сформировали секту мусталитов.

Мусталиты стали умеренной ветвью исмаилизма, создав свои поселения в Египте. В XI веке большинство мусталитов эмигрировала в Индию. После падения Фатимидского халифата духовный центр мусталитов переместился в Йемен, а в начале ХVIII века в Индию.



История

В 1094 году умер халиф аль-Мустансира и в среде исмаилитов произошел очередной раскол. По завещанию аль-Мустансира следующим халифом должен был стать его старший сын Низар, однако визирь аль-Афдаль Шаханшах передал престол его младшему сыну аль-Мустали. Аль-Мустали не имел никакой реальной власти и находился в полной зависимости от своего визиря[1]. В следующем году Низар бежал в Александрию, где попытался поднять восстание, но потерпел поражение и был убит в темнице[2].

Сторонники Низара отказались признавать аль-Мустали и его потомков и образовали свою крайне радикальную секту с центром в Иране. Их назвали низаритами, или восточными исмаилитами, а сторонников аль-Мутали стали именовать мусталитами. Мусталиты преобладали в Египте и Северной Африке, представляя собой умеренное течение в исмаилизме, а низариты стали преобладать на востоке мусульманского мира, который не был под контролем Фатимидов[2]. В последние годы существования Фатимидского халифата мустализм был государственной религией Египта[1].

После гибели халифа аль-Амира в 1130 году среди мусталитов произошел новый раскол. Многие мусталиты считали законным наследником халифа его девятимесячного сына Тайиба, однако на троне утвердился его двоюродный брат Абдул-Маджид аль-Хафиз. Тайиб по одной версии скрывался в дальнем Магрибе, а по-другой — ещё ребёнком был убит по приказу аль-Хафиза. Сторонники Тайиба (тайибиты) вскоре появились не только в Египте, но и в Сирии и Йемене. В 1131 году они свергнули аль-Хафиза, и почти год страной правил Кутайфа, который был сыном Шаханшаха. Государственной религией в это время был объявлен тайибинизм. В том же году аль-Хафиз вернул себе трон и казнил Кутайфу. Многие тайибиты покинули страну[1].

В 1171 году, после смерти халифа аль-Адида, престол захватил его визирь Салах ад-Дин (Саладин). Он положил конец династии Фатимидов, отменил исмаилизм и возвратил страну к правоверному суннизму[1]. Сместив последнего фатимидского халифа, он подчинил Египет к Аббасидскому халифу[2].

После падения Фатимидов главным местом пребывания мусталитов более чем на 500 лет стал Йемен. Существовавшая там община мусталитов-тайибитов рассылала эмиссаров (даи) во все исламские страны. В начале XVII века религиозный центр мусталитов переместился в Гуджарат (Индия)[1]. Длительные периоды своей истории гуджаратские исмаилиты-мусталиты не испытывали притеснений со стороны иноверцев, но в XIV веке их положение значительно осложнилось. Причиной тому стало мусульманского завоевания Гуджарата, и образование независимого Гуджаратского султаната в начале XV века[3].

В настоящее время общины мусталитов имеются в Индии, Пакистане, Иране, Йемене, Кении, Танзании[2]. Резиденция их религиозного главы находится в индийском городе Сурате[1].

Напишите отзыв о статье "Мусталиты"

Примечания

Источники

  • Али-заде, А. А. Исмаилиты : [[web.archive.org/web/20111001002841/slovar-islam.ru/books/i.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
  • Колодин А. [religiocivilis.ru/islam/islamm/433-mustality.html Мусталиты]. Культура веры. Путеводитель сомневающихся. Проверено 21 января 2014.
  • Хайретдинов, Д. З. [www.islamrf.ru/news/library/islam-world/2606 Мусталиты: история и настоящее]. ISLAMRF.RU (24 апреля 2008). Проверено 21 января 2014.

Отрывок, характеризующий Мусталиты

– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.