Имамат (доктрина)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

                              

Имама́т — один из столпов шиитского ислама, институт верховного руководства мусульманской общиной, в котором сочетаются светская и духовная власть.



История

Именно проблема власти привела мусульманское сообщество, а позже и весь мусульманский мир к расколу на суннитов и шиитов. Различие в трактовке природы власти оформилось со временем в две принципиально отличные доктрины верховной власти. Учение о имамате стало одним из основополагающих догматов шиитского ислама. Принципиальное отличие шиитской трактовки имамата от суннитской и хариджитской заключается в том, что шииты провозгласили имамат «божественным учреждением», которое не зависит от желания людей и принадлежит исключительно роду Али. Согласно шиитской государственно-правовой концепции, имамат является важнейшим институтом, означающим сосредоточение всех властных полномочий в руках одного непогрешимого имама, боговедомого правителя, стоящего как бы над государством и обществом.

Учение

Основные доказательства необходимости имамата, его божественной природы и его принадлежности к роду Али и Фатимы шиитские богословы брали с Корана и хадисов, прибегая при этом к аллегорической трактовке некоторых высказываний из Корана. Представление шиитов о духовной власти вытекали из представлений о продлении божественного руководства сообществом через Алидов, к которым перешла «божественная субстанция». Идея божественной природы верховной власти, которую до сих пор проповедуют шииты, в разное время воспринималась в разных формах - от «проникновения божественного света» в род Али до прямого обожествления Али и его потомков. Идеи обожествления Алидов проповедовали в основном «крайние» шииты, тогда как сами алидские имамы отрицали эти идеи и резко осуждали их проповедников. Отрицая прямое обожествление имамов, шииты (кроме зейдитов) фанатично защищали «божественную сущность» имамата. Под влиянием различных исторических обстоятельств в среде шиитов возникли многочисленные сообщества, проповедовавшие теории временного прекращения, «остановки» имамата, «исчезновения» или «скрытого состояния» последнего имама, «возвращение» ожидаемого имама в качестве Махди и тому подобное. Каждая из шиитских ветвей (зейдиты, исмаилиты, имамиты), а также «крайние» шииты отстаивали право на имамат своего претендента, вносили в учение об имамате свои представления. Всё это привело к догматическим разногласиям внутри шиитского ислама.

Начиная с XI века шиитский ислам развивался под влиянием идей античной философии, особенно неоплатонизма. Признав первичной силой Мировой Разум, а его эманацией - Мировую Душу, шииты перенесли эти космические принципы на земную жизнь, создав на земле символическую копию космоса. В этой системе пророк Мухаммад стал рассматриваться как «совершенный человек», носитель организующей и управляющей силы, человеческая ипостась Мирового Разума, а имам - как человеческая ипостась Мировой Души, духовный вождь человечества. С победой шиитской династии Сефевидов в Иране (в начале XVI века) доктрина имамата получила дальнейшее развитие. Непрерывный ряд имамов был признан носителем предвечного божественного света руководства, очень важной космической силой, которая является самостоятельным источником творения. Согласно этой доктрине имамы как лица существуют совершенно независимо от вечного божественного света имамата.

Напишите отзыв о статье "Имамат (доктрина)"

Ссылки

  • Ольга Бибикова [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/IMAMAT.html Имамат] // Кругосвет
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/lower/14977 Имамат] // Юридический словарь. 2000.
  • [religiocivilis.ru/islam/islami/276-imamat.html Имамат] // Словарь по исламу. ReligioCivilis.Ru

Отрывок, характеризующий Имамат (доктрина)

«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.