Мазхаб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

                              

Мазха́б[1] (араб. مذهب‎) — школа шариатского права в исламе. Согласно некоторым взглядам, насчитывается 6 мазхабов. К настоящему времени среди мусульман-суннитов распространение имеют четыре мазхаба: ханафиты, маликиты, шафииты и ханбалиты. Один суннитский мазхаб — захиритский — ныне почти полностью исчез. У шиитов распространён джафаритский мазхаб.

Несмотря на то, что основа исламского законодательства — Коран, между мазхабами существуют некоторые разногласия по второстепенным вопросам. Эти разногласия в основном исходят из второго по важности источника исламского права — хадисов пророка Мухаммада. Так как мазхаб является мнением одного или группы учёных-богословов, до них могли не дойти некоторые из хадисов, на основе которых представители другого мазхаба могут вынести отличное от их решение, либо (чаще) они эти хадисы рассматривают в качестве недостоверных. Однако следует отметить то, что в основе исламских знаний между мазхабами нет никаких разногласий.





Этимология

Слово «мазхаб» относится к арабскому корню «захаба» — пойти, направиться. Поэтому любое направление в религии, основанное на чьем-либо мнении, стало называться «мазхаб». Аль-Файюми в «Мисбах аль-мунир» (т. 1, стр. 211) сказал: «В арабском языке „пойти по мазхабу такого-то“ значит пойти по его пути и направлению, а „пойти по мазхабу такого-то человека в религии“ значит последовать за его мнением в религиозных вопросах».

Суннитские мазхабы

Ханафитский мазхаб

Эпоним — Абу Ханифа, разработавший методологические основы мусульманского правоведения. Его метод вынесения правовых предписаний был основан на следующих источниках[2]:

  1. Коран;
  2. Сунна (при тщательном отборе хадисов);
  3. Высказывания сподвижников (сахабов) пророка Мухаммада; утверждения табиинов (следующее поколение за сахабами) не равны высказываниям сподвижников, так как они непосредственно не общались с Посланником Аллаха.
  4. Кияс (суждение по аналогии с тем, что уже имеется в Откровении; сопоставление правовой проблемы с уже решённой);
  5. Истихсан (предпочтение противоречащего кыясу, но более целесообразного в данной ситуации решения);
  6. Иджма (единое мнение богословов);
  7. Урф или адат (традиционно распространённые мнения, обычаи).

Почти всё наследие Абу Ханифы было передано им в устной форме ученикам, которые зафиксировали и систематизировали положения его мазхаба. В сохранении, систематизации и распространении школы Абу Ханифы выдающуюся роль сыграли сахибайн («два ученика») — Абу Юсуф и Мухаммад ибн аль-Хасан аш-Шейбани.

Один из методов вынесения правовых решений в ханафитском мазхабе — четкая иерархия вердиктов авторитетов школы (Абу Ханифа; Абу Юсуф; аш-Шейбани; другие). Если по какой-либо проблеме возможно применение как кияса, так и истихсана, то в большинстве случаев приоритет отдается истихсану.

В случае необходимости выбора из имеющихся различающихся предписаний приоритет отдаётся наиболее убедительному или мнению большинства. Слабые и сомнительные хадисы используются в качестве аргумента лишь в исключительных случаях. В основном отдаётся предпочтение над ними истихсану.

Благодаря усилиям учеников Абу Ханифы его мазхаб стал всеобъемлющей школой мусульманского права, способной решить практически все проблемы фикха. Ханафитская школа поощрялась Аббасидами, заинтересованными в правовой основе государства.

Абу Юсуф был поставлен халифом Харуном ар-Рашидом верховным судьёй (кадием) Багдада и сам назначал судей в провинции, отдавая предпочтение представителям своего мазхаба, и тем самым способствуя его распространению. В Османской и Могольской империи ханафитский мазхаб получил государственный статус. Большинство современных мусульман — последователи именно этого правового толка.

Маликитский мазхаб

Эпоним — Малик ибн Анас. Для вынесения правовых предписаний и суждений имам Малик опирался на следующие источники[2]:

  1. Коран, прежде всего очевидные и недвусмысленные аяты (нассы).
  2. Сунна. Ибн Анас считал, что Сунной являются поступки, речения, качества и одобрения пророка Мухаммада, правовые предписания (фетвы) его сподвижников, а также «деяния мединцев». Опирался, прежде всего, на хадисы мутаватир (высшая степень достоверности) и машхур (общеизвестные), но признавал и хадисы от единичных передатчиков (ахад), если они не противоречили нассам Корана и хадисам-мутаватир и машхур. Отсюда следует, что Ибн Анас наряду с устоявшейся традицией применял методы суждения (ра´й).
  3. «Деяния мединцев», то есть устоявшуюся после пророка в среде населения Медины традицию, если нет оснований подвергнуть её сомнению. Считал этот источник более надёжным, чем хадисы-ахад: «Информация, переданная тысячами людей тысячам своих потомков, предпочтительнее, чем информация, переданная одним или несколькими людьми».
  4. Фетвы сподвижников. Есть данные о том, что Ибн Анас считал источником для решения правовых вопросов и фетвы некоторых выдающихся табиунов, но не приравнивал их к хадисам пророка и принимал, если они не противоречили «деяниям мединцев».
  5. Кыяс, истислах. Истихсан он понимал по-своему, считая, что если по какой-то проблеме нет ясности (насс) в Откровении, то необходимо применить предпочтительное решение проблемы независимо от того, имеется возможность кыяса (суждения по аналогии) или нет. Это он назвал истислахом.
  6. Садду аз-Зарайи — какое-либо действие или вещь, которые с большой долей вероятности могут привести к греху или нанести какой-либо вред. Согласно Ибн Анасу, то, что может привести к греху, греховно и запретно, а то, что может привести к добру, — поощряемо.

Ученики Малика ибн Анаса продолжили его дело и положили начало формированию мазхаба. Маликитский правовой толк распространился во многих странах. В самой Медине, а также Хиджазе этот мазхаб, правда, не обрёл популярности, но нашёл многочисленных последователей на западе мусульманского мира, в Северной Африке и мусульманской Испании.

В маликитском мазхабе имеются различные предписания по правовым проблемам, поэтому его муфтии выдают фетвы на основании наиболее популярного мнения, которое поддерживается маликитскими улемами. Если муфтий затрудняется дать предпочтение какому-то решению из большого количества предписаний, то, по мнению шейха Алиша (ум. в 1299), он должен выбрать наиболее категоричный вариант; другие маликиты считают, что в этом случае муфтий должен выбрать наиболее лёгкий вариант, так как пророк Мухаммад всегда предпочитал лёгкость в религии.

В маликитском мазхабе существует своеобразная иерархия предпочтений: правовые решения и мнения Малика ибн Анаса более предпочтительны, чем мнения Ибн Касима, но мнение Ибн Касима предпочтительнее, чем мнение других маликитских классиков.

Шафиитский мазхаб

Эпоним — Мухаммад ибн Идрис аш-Шафии. Его убеждения основывались на явных и ясных смыслах (нассах) Корана и Сунны, при этом он допускал ограниченное использование рациональных методов.

Правовой метод аш-Шафии основывался на следующих источниках[2]:

  1. Коран и Сунна, рассматривавшиеся при вынесении правовых предписаний как единое Откровение. Ясные и недвусмысленные положения Откровения (нассы) не могут быть подвергнуты иносказанию. Все остальные источники должны быть приведены в соответствие с нассами Корана и Сунны и не противоречить им. Большое значение придается толкованию аятов Корана сподвижниками пророка. Коран не может отменять (насх) положения Сунны; если между хадисом и ясными аятами Корана возникает противоречие, то преимущество отдается Корану, и хадис надлежит считать слабым. Хадисы-ахад (хадисы от единичных передатчиков) принимаются и используются для вынесения правовых решений;
  2. Иджма, прежде всего иджма сподвижников пророка Мухаммада. Разделена на 2 категории: основанная на прямых, ясных и недвусмысленных доводах Откровения и основанная на некоторых неоднозначных и спорных посылках и не признанная всеми (в том числе «деяния мединцев», принимаемая лишь в исключительных случаях);
  3. Высказывания сподвижников пророка, в том числе единичные, но не опровергнутые другими сподвижниками. При различных мнениях предпочтение ни одному из них не отдается;
  4. Кыяс, проведённый подготовленным правоведом (муджтахид) путём особого исследования (иджтихада). При этом отвергаются истихсан (предпочтительное мнение при противоречии кыяса другим постулатам религии) и истислах.

В начале IX века шафиитский мазхаб приобрёл большую популярность в Египте. Сам аш-Шафии после переезда сюда внёс изменения в свои сочинения «Ар-Рисаля» и «Аль-Мабсут», приспособив их под новые реалии, т.о., наследие аш-Шафии можно разделить на раннее и позднее, что вызвало споры о его применении при вынесении фетв.

Позиции шафиитов не ослабли даже с приходом к власти в Египте шиитско-исмаилитской династии Фатимидов. Позже суннитская династия Аййубидов покровительствовала шафиитскому мазхабу в борьбе с исмаилитами. Мамлюкский султан Бейбарс старался назначать на должности судей представителей всех суннитских мазхабов, но не оспаривал ведущую роль шафиитов.

После включения Египта в состав Османской империи официальным правовым толком стал ханафитский мазхаб, но шафиитский мазхаб (а также маликитский) сохранил позиции в массах народа.

Длительное время шафиитский толк преобладал в Иране и сохранил последователей несмотря на то, что официальной идеологией государства является сегодня шиизм. В Ираке и Мавераннахре шафиитский мазхаб спорил в популярности с ханафитским. Сегодня шафиитами являются 80 % курдов, большинство арабов Ближнего Востока, а также мусульмане Юго-Восточной Азии.

Ханбалитский мазхаб

Эпоним — Ахмад ибн Ханбаль. В методологии вынесения правовых предписаний Имам Ахмад фактически отдавал предпочтение хадисному материалу. Считал хадисы тафсиром (толкованием) Корана. При отборе хадисов решающее значение отводил иснаду, цепочке передатчиков, восходящей непосредственно к пророку; если 2 хадиса противоречили друг другу, сверял их с другими достоверными (сахих) хадисами.

Правовой метод Ахмада ибн Ханбаля основывался на следующих источниках[2]:

  1. нассы (Коран и Сунна , рассматривавшиеся при вынесении правовых предписаний как единое Откровение);
  2. фетвы сподвижников пророка;
  3. мнение сподвижников. В случае различия во мнениях необходимо ссылаться на наиболее близкие прямым указаниям Корана и Сунны;
  4. иджма (единое мнение различных поколений правоведов);
  5. истисхаб (временность действия любой фетвы до предъявления новых доказательств).

В ханбалитском мазхабе существует несколько направлений, опирающихся на различные мнения сахабов и табиинов, сомнения и разночтения в фетвах самого Ибн Ханбаля, различия в передаче его выводов.

Этот мазхаб никогда не признавал закрытия «врат иджтихада», выступает за продолжение исследований по любым религиозно-правовым вопросам без исключения и настаивает на необходимости наличия муджтахида, наделённого полномочиями вынесения независимых суждений по любым вопросам.

Несмотря на фундаментальную теоретическую основу, признание иджтихада открытым и др., ханбалитский мазхаб не получил особого распространения. К видным представителям этого мазхаба можно отнести Абуль-Фараджа ибн аль-Джаузи, Ибн Таймию, Ибн Кайима аль-Джаузия и Мухаммада ибн Абдул-Ваххаба.

Сейчас мазхаб Ахмада ибн Ханбаля является доминирующим мазхабом в Саудовской Аравии.

Захиритский мазхаб

Захиритский мазхаб отличался буквальным (аз-захир) пониманием Корана и хадисов. В случае невозможности толкования инцидента вышеописанным способом обращались к единодушному мнению сподвижников Мухаммада. Считали дозволеным всё то, что явно не запрещено. Мазхаб основан исламским богословом X века Давудом ибн Али аль-Исфахани, но оформлен Ибн Хазмом аль-Андалуси (9941063). Был распространён в Ираке, Иране и Испании[2].

Шиитские мазхабы

Джафариты

Джафаритский мазхаб получил распространение среди шиитов Ирана, Азербайджана, Ирака и Афганистана. Основатель Джафар ас-Садык. Джафариты являются представителями «рационалистического» направления мусульманского богословия. Несмотря на многовековую историю, школа заняла положение главного шиитского мазхаба только в XVIII веке. Тогда же джафариты получили признание со стороны суннитов. Источниками религиозного знания джафариты считают Коран, Сунну, иджму и акл («разум»). Важнейшим отличием джафаритов от суннитских мазхабов является неприятие тезиса о «закрытии врат иджтихада». Именно иджтихад, с точки зрения джафаритов, является важнейшим средством реализации веры «как доказательства», но не простого подражания благочестивым предкам. Помимо этого, джафариты признают лишь те ахбары (хадисы у суннитов) Сунны, которые восходят к первым сподвижникам Мухаммада. Также джафариты признают принцип «благоразумного скрывания веры» (ат-такийа) в ситуациях, когда существует угроза жизни мусульманина, и институт временного брака (мута)[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Мазхаб"

Примечания

  1. [gramota.ru/slovari/dic/?lop=x&bts=x&zar=x&ag=x&ab=x&sin=x&lv=x&az=x&pe=x&word=мазхаб Словарь Лопатина]
  2. 1 2 3 4 5 6 Али-заде, А. А., 2007.

Литература

  • Али-заде, А. А. Мазхаб : [[web.archive.org/web/20111001002751/slovar-islam.ru/books/M.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
  • Абдулла Ринат Мухаметов [www.idmedina.ru/books/history_culture/minaret/21/muhametov.htm? Эволюция фикха и будущее мазхабов с позиций социально-­исторического анализа] // «Минарет». — ИД «Медина», 2009. — № 3-4 (21-22). [www.peeep.us/a14fbb9e Архивировано] из первоисточника 30 апреля 2014.

Ссылки

  • [www.darulfikr.ru/node/129 Что такое мазхаб и почему обязательно его придерживаться?]


Отрывок, характеризующий Мазхаб

Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.