Умма

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Умма (ислам)»)
Перейти к: навигация, поиск

У́мма (араб. أمة‎ — община, нация‎) — в исламе: религиозная община. Значение данного термина складывалось в ходе проповеднической деятельности Мухаммада и окончательно сложилось к концу его пребывания в Мекке (620—622).





Определение

В Коране этот термин встречается более шестидесяти раз[1], обозначая людские сообщества, составлявшие в своей совокупности мир людей[2]. Так, в 38-м аяте суры аль-Анам («Скот») говорится: «Нет ни одного животного, [ходящего] по земле, ни летающей на крыльях птицы, которые, подобно вам, не объединялись бы в сообщество, — ведь Мы ничего не упустили в [этом] Писании, — а потом все они будут собраны перед своим Господом»[3]. Некоторые толкователи Корана считали, что в этом аяте говорится о том, что человечество некогда было единой уммой верующих, но потом разделилось и перестало быть единой общиной. Другие толкователи считали, что человечество когда-то было единой общиной неверующих, следовательно, понятие уммы можно относить не только к верующим. По их мнению, после прихода пророков из общины неверующих выделилась умма верующих. Большинство исламских богословов придерживается мнения, что к умме можно относить только те общины, которые подчинились пророкам[1]. Основанием для этого служит хадис пророка Мухаммеда: «Каждая умма подчиняется своему пророку»[4].

Отдельные сообщества, объединённые общей религией, Писанием, отсутствием Писания, ниспосланного в прошлом, называлось по имени духовного прародителя и также обозначались термином «умма»[5]. В доисламские временна этот термин означал «веру». В ассоциативном ряду со словом «умма» находился глагол «амма» («предшествовать», «быть впереди»), что говорит о содержании в этом термине представления о духовной преемственности.

Умма может состоять как из одного народа, так и из нескольких народов и рас. Согласно исламу, превосходство одних людей над другими заключается не в происхождении или цвете кожи, а в богобоязненности и искренней вере. Примером этому послужило отношение первых мусульман во главе с пророком Мухаммедом к представителям других народов и рас, обладавших равными правами с арабами. Исламская религия никогда не выступала против национальных языков, а также обычаев и традиций различных народов, если те не противоречили шариату. Арабский язык обязателен только в богослужениях, являясь дополнительным объединяющим фактором мусульманской уммы[1].

История

В мединских сурах уммой обозначалась главным образом мединская община, состоявшая из уммы мусульман и иудеев. Основой социальной организации мединской общины являлись отношения зависимости/покровительства (валя дживар), которые приобрели абсолютный характер. Все члены общины были связаны этими отношениями[6] и находились при этом под покровительством «верховного» маула (вали) — Аллаха[7]. В доисламские времена существовало представление об отношениях между божеством-покровителем племени и членами племени. Покровителем (вали) членов уммы стал и сам Мухаммад[8], который был передатчиком воли Аллаха. Возникновение уммы ознаменовало становление структуры отношений господства-подчинения при абсолютном характере верховной власти. Сложение такой социальной структуры потребовало первоначально сакрализации власти и было обосновано как восстановление искаженных людьми традиций[9].

К концу жизни пророка Мухаммада умма включала практически всё население Аравийского полуострова. После его смерти исламская умма стала земным носителем верховного суверенитета. В ходе исламизации, проходившей в течение нескольких веков, термин «аль-умма» (с определённым артиклем) стал обозначать всё исламское сообщество мусульман, а без артикля мог употребляться и в отношении всего «сообщества немусульман» — населения дар аль-харб или дар аль-куфр[9].

В течение VII века мусульманская община стала отождествляться с местом их обитания (дар аль-ислам) и Халифатом. При этом мусульманин, живущий вне пределов Халифата, также принадлежит к умме. До конца XIX века мусульмане различных государств юридически считались членами одной общины мусульман. Появление и развитие идеологии панисламизма и панарабизма привело к возникновению таких понятий, как «умма ислами́я» (сообщество мусульман) и «умма араби́я» (арабская нация). В трудах египтян, отрицающих панарабизм, зафиксировано выражение «умма мисри́я» («египетская нация»). Термин «умма» продолжает употребляться и для обозначения автономных религиозных общин (маронитов и др.)[9].

Напишите отзыв о статье "Умма"

Примечания

  1. 1 2 3 Али-заде, А. А., 2007.
  2. Ислам: ЭС, 1991, с. 241.
  3. Аль-Анфаль [koran.islamnews.ru/?syra=8&ayts=72&aytp=72&osm=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 8:72] (Османов)
  4. аль-Бухари. Сахих аль-джами.
  5. Ан-Нахль [koran.islamnews.ru/?syra=16&ayts=120&aytp=120&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 16:120]; Худ [koran.islamnews.ru/?syra=11&ayts=48&aytp=50&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 11:48—50]
  6. Аль-Анфаль [koran.islamnews.ru/?syra=8&ayts=72&aytp=72&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 8:72]
  7. Аль Имран [koran.islamnews.ru/?syra=3&ayts=68&aytp=68&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 3:68]; Мухаммад [koran.islamnews.ru/?syra=47&ayts=11&aytp=11&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 47:11]
  8. Ан-Ниса [koran.islamnews.ru/?syra=4&ayts=75&aytp=75&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 4:75]
  9. 1 2 3 Ислам: ЭС, 1991, с. 242.

Литература

  • Резван Е. А. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Умма] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 241.</span>
  • Али-заде, А. А. Умма : [[web.archive.org/web/20111001003154/slovar-islam.ru/books/u.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
  • [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/umma-COM_1291 Umma] // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1960—2005.</span> (платн.)


Отрывок, характеризующий Умма


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.