Мукаллаф

Категории людей в исламе

Мусульмане Муслим (мусульманин) Авлия (святой) Мувахид (монотеист) Мукаллаф Мумин (правоверный) Мухсин Салих (праведник) Балиг (совершеннолетний)

Неверующие Джахиль (невежда) Зимми Зиндик (еретик) Кафир (неверующий) Люди Писания Мунафик (лицемер) Муртад (отступник) Мушаббихит Мульхид (атеист) Мушрик (многобожник)

См. также Люди Фитры Мутасиб (фанатик) Умма (нация) Ханиф Фасик (нечестивец) Фаджир (грешник)

Мукаллаф (араб. مکلف‎) — в терминологии исламского права: совершеннолетний мусульманин (или мусульманка), обязанный выполнять предписания шариата и при этом не являющийся муджтахидом — экспертом в области фикха и других религиозных наук. Тем самым, предполагается, что мукаллаф также является и мукаллидом, то есть совершает таклид тому или иному мазхабу (в суннизме) или муджтахиду (в шиизме).

Значение таклифа

С точки зрения ислама, таклиф — это следование шариату во всех его аспектах, то есть исполнение обязательного (ваджиб) и воздержание от запрещённого (харам).

С точки зрения арабской морфологии, слово «таклиф» является масдаром второй породы от глагола «каллафа» — «вменять в обязанность», «обязывать», «поручать». Тем самым, таклиф тесно связан с выполнением обязательств, накладываемых на мусульман шариатом (ваджибат).

«Мукаллаф» — это причастие пассивного залога от глагола «каллафа». Таким образом, мукаллаф — это человек, на которого возложены определённые обязанности.

Условия таклифа

Мукаллаф должен быть приверженцем ислама, достигшим зрелости (совершеннолетия) и вменяемым (психически больной человек не несёт ответственности за неисполнение обязательных шариатских предписаний и совершение деяний, запрещённых исламом).

Различные исламские мазхабы расходятся в том, когда наступает возраст зрелости (булуг), в котором исполнение предписаний шариата начинает вменяться в обязанность.

В общем и целом, учёные различных мазхабов выделяют следующие объективные признаки совершеннолетия (булуг): оволосение на лобке, поллюции у юношей, начало менструаций у девушек. Когда организм подростка начинает претерпевать такие свойственные пубертатному периоды изменения, шариат начинает вменять ему в обязанность совершение намаза и поста, а девушкам — ношение хиджаба.

Однако, помимо этих объективных признаков, основатели мазхабов называют дополнительным критерием совершеннолетия достижение определённого возраста. И если половое созревание подростка задерживается, тогда возраст становится фактором, определяющим границу наступления шариатского совершеннолетия (булуг).

Согласно ханафитскому мазхабу, зрелость (булуг) у юношей наступает в 18, а у девушек — в 17 лунных лет. Однако по другим суннитским мазхабам (маликитскому, шафиитскому и ханбалитскому) совершеннолетие и у юношей, и у девушек наступает в 15 лунных лет.

По джафаритскому фикху этот возраст составляет 15 лунных лет для юношей и 9 лунных лет для девочек. Шиитские факихи также считают появление поллюций (семяизвержения) и менструаций базовым критерием достижения зрелости.

Выполнение религиозных обязанностей мукаллафом

Все мусульмане, кроме приверженцев салафитских трактовок ислама, считают, что мукаллаф, не являющийся муджтахидом, то есть экспертом в области шариатского права, должен совершать таклид фетвам и хукмам религиозных учёных, получивших квалификацию в таких шариатских науках, как арабское языкознание, илм аль-усуль, хадисоведение, илм аль-фикх, илм ар-риджал и т.д.

В суннитском исламе это таклид одному из четырёх сложившихся канонических мазхабов — ханафитскому, маликитскому, шафиитскому или ханбалитскому. Хотя в прежние века этот таклид был довольно жёстким (вплоть до того, что представители разных мазхабов молились отдельно и даже старались не вступать друг с другом в брак), сегодня границы между мазхабами стираются, и получил распространение такой феномен, как комбинирование норм разных мазхабов рядовыми мукаллафами. Помимо этого, стал развиваться и «надмазхабный иджтихад», уходящий корнями в модернистские и салафитские идеи, и связанный с призывом к «открытию врат иджтихада», которые в суннитском фикхе были закрыты начиная с X века н. э.

В шиитском исламе это таклид ныне живущим муджтахидам. В трудах шиитских учёных говорится, что муджтахид, которому можно делать таклид, должен быть, согласно обязательной предосторожности (ихтият ваджиб), живым, мужчиной, совершеннолетним (балиг), умным, шиитом двенадцати Имамов, законнорожденным, праведным, справедливым (‘адил) и компетентным.

Впрочем, если человек начал следовать фетвам ныне умершего муджтахида ещё при его жизни, ему разрешается продолжать совершать ему таклид.

Кроме того, многие шиитские муджтахиды разрешают частичное следование одному муджтахиду в одних вопросах, а другому — в других.

В частности, аятолла сейид Али Хусейни Хаменеи, являющийся Верховным лидером (Рахбаром) Исламской Республики Иран, пишет:

Мусульманин может частично следовать фетвам одного муджтахида по причине того, что считает его более компетентным в этой части, например, в обрядовой молитве, а также следовать в других вопросах, например, в сделках и торговых отношениях, другому муджтахиду, который по его мнению более компетентен в этих вопросах. Также мусульманин может и в индивидуальных предписаниях следовать одному религиозному законоведу, а в социальных, политических и экономических вопросах следовать другому муджтахиду. И если большая компетентность каждого из них (в вопросах, в которых религиозно обязанный намеревается следовать ему) будет доказана, согласно обязательной предосторожность, следование нескольким религиозным законоведам обязательно в случае наличия разногласий в их мнениях.

Такого же мнения придерживается и аятолла Насер Макарем Ширази.

Аятолла сейид Али Хусейни Систани пишет:

Если самый знающий муджтахид выносит фетву по какому-либо вопросу, его последователь не может в этом вопросе следовать фетве другого муджтахида. Но если он не даёт фетвы, а предписывает предосторожность (ихтият), согласно которой человек должен поступить так-то и так-то…последователь может или соблюсти эту предосторожность, называемую обязательной предосторожностью (ихтият ваджиб), или обратиться к фетве другого муджтахида, которому разрешено следовать.

Это мнение не является эксклюзивной точкой зрения аятоллы Систани, и другие муджтахиды также разделяют её.

Что касается разногласий в фетвах, то аятолла Систани предлагает мукаллафу решать вопрос следующим образом:

Если кто-то в общем и целом знает, что вердикты муджтахидов по поводу повседневных дел [мусульман] отличаются, и что одни муджтахиды более компетентны, чем другие, но не может определить самого знающего, ему следует соблюдать предосторожность [т.е. ориентироваться на самые строгие фетвы]. Но если он не в состоянии действовать на основании предосторожности, он должен следовать муджтахиду, которого он считает самым знающим. А если он придерживается мнения, что они равны в своих знаниях, тогда у него есть выбор [кому из них следовать].

Тем самым, у мукаллафа есть альтернатива — ихтият или таклид. Аятолла Хаменеи отмечает:

Ихтият – это такое действие, с помощью которого человек обретает уверенность в исполнении своей религиозной обязанности. К примеру, не совершает действие, которое запрещают некоторые мусульманские законоведы (муджтахиды), а некоторые другие разрешают, или совершает действие, которое вменяют в обязанность некоторые мусульманские законоведы, а некоторые другие не считают его обязательным. Таклид – это обращение в практических религиозных вопросах к мусульманскому законоведу, отвечающему всем условиям, иными словами, соблюдение религиозных законов согласно фетвам и суждениям учёного.

Если те или иные действия были совершены мукаллафом без таклида, то они считаются верными, если соответствовали либо ихтияту, либо фетве компетентного муджтахида.

Стоит отметить, что на практике большинство мукаллафов-шиитов всё же предпочитают таклид ихтияту.

Литература

• Сейид Али Хусейни Хаменеи. Исламское право. Москва, «Исток», 2009.
• [www.sistani.org/english/book/48/2116/ Seyyid Ali Husayni Sistani. Islamic Laws].
• [www.makarem.ir Личный сайт аятоллы Макарема Ширази.]

Отрывок, характеризующий Мукаллаф

– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.