Укуба

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Уку́ба (араб. عقوبة‎) — один из четырёх основных разделов исламского права (фикха), в котором рассматриваются проблемы наказания за нарушения шариата. Укубой также называется наказание, которое налагается на преступника во благо обществу (умме).

Наказание определяет судья (кади), внимательно изучающий каждое преступление и выносящий приговор на основании законов шариата. Укуба применяется только на основании прямых повелений исламских первоисточников (Корана и Сунны). Ответственность за свои поступки должны нести все люди, независимо от влияния и общественного положения, а мера наказания должна быть адекватна совершенному проступку[1].





Виды наказаний

Наказания делятся на три группы: пресекающие наказания (хадд), отмщающие наказания (кисас, дийа, каффара, лишение наследства) и назидательные наказания (тазир)[1].

Хадд

Хадд — это вид наказания, применяемый за совершение преступлений, представляющие опасность для морального состояния общества. К таким преступлениям относятся, например, прелюбодеяние (хадд аз-зина), возведение на человека клеветы о его прелюбодеянии (хадд аль-казф), пьянство, азартные игры, незаконное присвоение чужого имущества (хадд ас-сиркат) и прочие преступления, на которые есть указания в Коране и сунне пророка Мухаммеда. За эти виды преступлений полагаются различные виды наказаний, начиная от штрафов, ударов плетьми, тюремного заключения, до смертного приговора (раджм)[1].

Хадд налагается только по приговору шариатского судьи, который определяет число ударов и их си­лу. Наносимые удары не должны быть чересчур сильны, чтобы при наказании не убить наказуемого и не повредить его внутренние органы. Хадд может приводиться в исполнение в любом общественном месте, за исключением мечети. При наказании женщины не должно оголиться её тело (аврат), а мужчина должен быть в такой одежде, которая бы не смягчала наказание[2].

Раджм

Раджм — это мера наказания для прелюбодеев, в виде побивания камнями до смерти. Условием для применения раджма является здравый рассудок, совершеннолетие (балиг) и непринуждённость прелюбодея. Приговор о раджме выносит только шариатский судья. В ханафитском и маликитском мазхабе эта мера наказания также не применяется против немусульман (кафиров)[3].

Для того, чтобы доказать на суде факт прелюбодеяния, необходимы свидетельства четырёх свидетелей, либо же четырёхкратное признание в прелюбодеянии самого прелюбодея или прелюбодейки. По шафиитскому и маликитскому мазхабу достаточно одного признания в прелюбодеянии. Наказание в виде побивания камнями распространяется на замужних и тех, кто когда-то был в браке. Если прелюбодей или прелюбодейка в момент совершения греха не были в браке, то их побивают палками, либо применяют другие виды наказания (тазир). В Коране слово раджм не встречается, но в сборниках хадисов приводятся факты того, что пророк Мухаммад применял раджм в отношении некоего Маиза[4] и женщины Гамидии[5]. А в одном из хадисов приводятся слова Праведного халифа Умара о том, что раджм упоминался в Коране, но со временем был отменен (мансух) для чтения в качестве коранического[3]. В нём говорится: «Поистине Аллах избрал Мухаммада как истина и ниспослал ему Книгу. И из того, что ниспослал Аллах, был стих „Раджм“. И мы прочли его, и поняли его, и соблюдали его. Посланник Аллаха делал раджм, и мы после него делали раджм. И я боюсь, что придет такое время, и кто-то скажет, клянусь Аллахом, что мы не находим стих „Раджм“ в Книге Аллаха, тогда как (стих) раджм в Книге Аллаха истина (применяемая) тем, кто сделал прелюбодеяние будучи женатым (или замужем)»[6].

Отмщающие наказания

К отмщающим наказаниям относятся: кисас (месть), дия (компенсация), каффара (искупление) и лишение наследства. Эти виды наказания применяется за различные преступления против жизни и здоровья людей. За преднамеренное убийство человек наказывается убийством. Однако в особых случаях кисас может быть заменен выкупом за убитого (каффара), либо компенсацией (дия) и возмещением ущерба. В случае непреднамеренного убийства или ранения выплачивается дийа[1].

В исламском праве также предусмотрено полное прощение или ослабление наказания для преступника после того, как в его отношении был вынесен приговор суда. Потерпевший может обратиться в судебные органы с просьбой о полном помиловании преступника, либо потребовав с него выкуп за нанесенный ущерб (дия)[1].

Кисас

Кисас — это наказание, равное по тяжести совершенному противоправному деянию. Он упоминается в Коране и сунне пророка Мухаммеда. Основными преступлениями данной категории считаются умышленное убийство и телесные повреждения необратимого характера. Если же смерть произошла из-за несчастного случая (в драке, по небрежности, по неопытности), то вместо кисаса выплачивается дийа[1].

Кисас может быть заменен выкупом за убитого (дийа) или выкупом за ранение (арш). Размер арша различается в соответствии с тяжестью увечья. Так, например, за отсечение руки арш равен половине дийи; выбитый зуб — одна десятая дийи и так далее[1]. Кисас не применяется по отношению к несовершеннолетним детям или к людям, имеющим психические заболевания.

В настоящее время кисас применяется во многих мусульманских странах. Он налагается только по приговору суда только в чрезвычайных случаях, так как шариатские суды стараются ограничиться взысканием дийи. Осуществление кисаса производится палачом, либо кем-нибудь из родственников потерпевшего. В том случае, если виновный скрылся от суда, то он заочно приговаривается к изгнанию, а выплата дийи налагается на его родственников[7].

Дия

Дия — это компенсация, которую должен заплатить виновник преступления, совершённого неумышленно. К преступлениям относятся убийство, ранение или увечье. В случае умышленного убийства человека родственники и близкие убитого вправе потребовать возмездия (кисас). Они имеют права потребовать казни для убийцы, либо могут потребовать от убийцы компенсацию. Шариатский судья (кади) может рекомендовать родственникам убитого согласиться на выкуп, не настаивая на этом. Если же убийство или нанесение увечья произошло неумышленно, то в этом случае кисас не применяется, а выплачивается только дия[1]. Дия была широко распространена в доисламское время, воспринята исламом и утверждена Кораном[8].

Размер и форма дийи определяются судом, однако стороны могут достичь частного соглашения. Размер выкупа зависит от пола, вероисповедания и социального статуса убитого. Согласно сунне пророка Мухаммеда полный размер дийи равен 100 золотых динаров (или эквивалент) или сотней верблюдов. Ханафиты считают, что можно расплатиться 200 коровами или 2000 овец. Дия уменьшается вдвое, если пострадала женщина или если виновницей преступления является женщина. В ханафитском мазхабе размер выкупа в случае убийства немусульман подданных мусульманского государства равен дийи за убийство мусульманина (то есть 1000 динар). Шафииты считали, что компенсация за убийство немусульмана равна половине дийи за мусульманина. За убийство раба компенсация выплачивается хозяину. Причем она меньше, чем дия за свободного[1]. Если же виновен раб, то дийу выплачивает его хозяин.

Если виновный сам не может выплатить дийу, то недостающие средства собираются с его ближайших родственников. Если же у человека совершившего преступление совершенно нет никаких средств и родственников, способных выплатить дийю, то в этом случае выкуп выплачивается мусульманским государством из государственной казны[1]. Дийа за предумышленное убийство, ранение или увечье выплачивается в короткий срок, а за случайное — может выплачиваться в течение 3—5 лет. Дийу за ранение или увечье получает сам пострадавший или его доверенный, а дийа за убийство делится между наследниками убитого в качестве наследства (мирас)[9].

Каффара

Каффара — это какое-либо искупительное действие, выполненное взамен совершенного греха. Каффара может налагаться за нарушение поста, правил хаджа, клятвы, совершение зихара и случайное убийство человека.

Если мусульманин нарушил обязательный пост без уважительной причины, то для искупления этого греха он обязан не только возместить эти дни, но и держать 60-дневный непрерывный пост сверх этого. Если мусульманин вступил в половой акт во время поста месяца Рамадан, то в качестве искупления ему нужно освободить раба, либо поститься два месяца, либо прокормить 60 бедняков[1].

Каффара за нарушение клятвы оговорена в Коране: «Аллах взыскивает с вас не за [нечаянное] нарушение клятвы, а за принесение клятвы [намеренно] двусмысленной. Искупление за принесение двусмысленной клятвы — накормить десятерых бедняков так, как вы обычно кормите свои семьи, или одеть их, или освободить раба. А если кто не в состоянии [выполнить одно из этих трех условий], то ему следует поститься три дня. Все это — искупление за ваше клятвопреступление. Соблюдайте же свои клятвы! Так Аллах разъясняет вам Свои знамения. Может быть, вы будете благодарны»[10][1].

Зихаром в исламе называется клятва мужчины об отказе вступить в половую связь со своей женой по причине сравнения её с матерью или другой запретной ему женщиной. В доисламской Аравии мужчина мог развестись со своей женой, заявив ей, что она для него подобна хребту его матери. Совершение зихара является тяжелым грехом[1].

Об искуплении за случайное убийство человека в Коране говорится следующее: «Верующему не следует убивать верующего — такое допустимо лишь по ошибке. А если кто-либо убьет верующего по ошибке, то ему надлежит отпустить на волю верующего раба и вручить наследникам убитого выкуп за кровь, если только они не велят раздать его в виде милостыни. Если убитый верующий и принадлежит к враждебному вам племени, то убийце следует отпустить на волю верующего раба. Если убитый принадлежит к племени, с которым у вас есть договор, то следует уплатить его наследнику выкуп за кровь и освободить верующего раба. Если у убийцы нет верующего раба, ему надлежит без перерыва поститься в течение двух месяцев в качестве покаяния перед Аллахом. Ведь Аллах — знающий, мудрый»[11][1].

Об искуплении за нарушение правил хаджа говорится в кораническом аяте: «Брейте ваши головы только после того, как пожертвование достигнет предназначенного места. А если у кого-нибудь из вас на голове болячка или рана, то можете брить голову [с самого начала], или же поститься [вместо этого], или же раздать милостыню и принести жертву»[12][1].

Тазир

Тазир — это вид наказания, применяемый за совершение различных противоправных действий, которые вредят людям и причиняют им неудобства. К таким преступлениям относятся: нарушение общественного порядка, мошенничество, жульничество и т. д. За такие преступления налагаются наказание в виде штрафов, тюремного заключения, ссылки и удары плетьми. В некоторых случаях допускается общественное увещевание[1].

Тазир налагается либо по приговору суда, либо по решению правителя или мухтасиба (полицейского начальника) только в том случае, если на территории государства действует исламское законодательство. Он определяется мусульманскими правоведами на основании различных методов иджтихада. При этом правовед должен учитывает конкретные условиям и государство, в котором действует мусульманское законодательство[1].

В зависимости от тяжести проступка и личности виновного тазиром может быть общественное осуждение, замечание судьи (кади) или правителя, назидательная беседа и другие меры воздействия. По тяжким преступлением может налагаться тюремное заключение на срок до 6 месяцев, ссылка, сечение плетью или битьё палками от 5 до 39 ударов, наложение штрафа, или конфискацией имущества[13] В исключительных случаях возможно даже наказание смертной казнью. Сечение при тазире производится так же, как и при наказании хадд[1]. Тазир предполагает обязательное раскаяние (тауба) и извинение. В более тяжелых случаях требуется искупление (каффара)[13].

К тазиру относится проступки, за которые не предусмотрено установленное шариатом наказание (хадд)[14]. Среди проступков, за которые налагается тазир такие грехи и преступления как: базарная кража, мелкое мошенничество, вызывающее поведение и хулиганство, неподчинение властям[13], несоблюдение поста в месяц Рамадан, отказ от совершения намаза, жизнь на проценты и т. п[1].

Напишите отзыв о статье "Укуба"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 Али-заде, А. А., 2007.
  2. Ислам: ЭС, 1991, с. 261.
  3. 1 2 А. Али-заде, 2007, [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/645.html Раджм].
  4. Муслим «Сахих», Худуд, 22
  5. Муслим «Сахих», Худуд, 23
  6. Муслим «Сахих», Худуд, 15
  7. Ислам: ЭС, 1991, Кисас, с. 138.
  8. Ан-Ниса [koran.islamnews.ru/?syra=4&ayts=92&aytp=92&kra=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 4:92] (Крачковский)
  9. Ислам: ЭС, 1991, Дийа, с. 69.
  10. Аль-Маида [koran.islamnews.ru/?syra=5&ayts=89&aytp=89&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 5:89]
  11. Ан-Ниса [koran.islamnews.ru/?syra=4&ayts=92&aytp=92&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 4:92]
  12. Аль-Бакара [koran.islamnews.ru/?syra=2&ayts=196&aytp=196&kul=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 2:196]
  13. 1 2 3 Ислам: ЭС, 1991, с. 221.
  14. Encyclopaedia of Islam, 1960—2005.

Литература

Отрывок, характеризующий Укуба

– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.