Карматы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карматы
араб. قرامطة
Религия:

ислам

Течение:

исмаилизм

Основание:

IX век

Основатель:

Хамдан ибн аль-Ашас

Страны:

Бахрейн и др.

Карма́ты (араб. قرامطة‎) — крупная ветвь религиозно-политической секты исмаилитов, создавшие утопическую общину в Бахрейне, в 899 году отделившуюся от основной ветви исмаилитского движения. Карматы не признали основателя Фатимидского государства Убайдаллаха имамом и махди и ожидали пришествия истинного «сокрытого» имама Мухаммада ибн Исмаила (внука Джафара ас-Садика).



История

В 887 году Ахмед, сын ибн Меймуна Каддаха, послал в Иран даи (проповедника) Хусайна аль-Ахвази, и он обратил в исмаилизм погонщика Хамдана ибн аль-Ашаса по прозвищу Кармат («коротконогий» или «красноглазый»). По происхождению Хамдан принадлежал к презираемому племени севадских набатейцев, состоявшему из крестьян и рабов. Вернувшись к своим землякам, он ловко и деятельно стал проводить среди них учение о грядущем избавителе, внушил, что обряды и всякие внешние религиозные предписания — излишни. Карматы очень скоро разрослись в целое хищническое государство. Сам Хамдан верил, что он действует в пользу алидов, а не каддахов; убедившись в противном, он отрекся от доктрины и исчез куда-то бесследно. Но дело, начатое им, не остановилось. К секте присоединялись во множестве люди, недовольные социальными порядками. В 890 году карматы основали в своем Иракском Севаде крепость Дароль-хиджре; оттуда в 899901 годах они благодаря даыю Абу Саиду распространились в Бахрейне, где население состояло из людей презираемых. Халифы чувствовали себя бессильными перед карматами, в течение 3/4 века являющимися бичом Аравии, Сирии, Ирака и Персии; они грабят, уводят жителей в неволю, налагают окупы и внушают панический страх.

В 930 году сын Абу Саида, Абу-Тагир, давно уже не дававший проезда пилигримам в Мекку, решил окончательно уничтожить хадж; внезапно напав на Мекку, он произвёл страшную резню и похитил Чёрный камень. Только в 951 году святыня была возвращена мусульманам за огромный выкуп.

Карматы бахрейнские стояли к исламу ближе, чем севадские: принципиально они не отвергали Корана, а объясняли его иносказательно (отсюда их прозвище «батиниты», то есть аллегористы).

Напишите отзыв о статье "Карматы"

Литература


Отрывок, характеризующий Карматы

Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.