Анаграмма
Анагра́мма (от греч. ανα- — «пере» и γράμμα — «буква») — литературный приём, состоящий в перестановке букв или звуков определённого слова (или словосочетания), что в результате даёт другое слово или словосочетание. В ряде случаев анаграммами принято также называть иные в функциональном отношении (то есть не являющиеся литературным приёмом) перемешивания буквенного или звукового состава слов. В частности, анаграмма является частым способом построения псевдонимов: Харитон Макентин — псевдоним-анаграмма Антиоха Кантемира и т. п. Специально изучавший анаграмму как языковое явление А. В. Пузырёв предложил понимать анаграмму как частный случай анафонии — предъявленности в тексте некоторого слова-темы посредством распределения в этом тексте звукового состава этого слова (по Пузырёву, анаграмма распределяет в тексте все звуки слова-темы, а в других случаях анафонии — лишь некоторые, но достаточные для его опознания)[1].
Содержание
Разновидности анаграмм
В некоторых случаях ключевое слово само в тексте не присутствует и представлено только в распределённом, зашифрованном виде («Dividing my delight and my desire» — Суинберн; закодировано англ. die «умирать»), в других явно даны пары слов, представляющих собой более или менее точную анаграмму друг друга:
- Но и в РЕАЛИЗМЕ, при желании,
- обнаружат сговор с ИЗРАИЛЕМ.
- Лун
- нуль
- Воз
- зов
- Чертог
- горечь
- Днесь
- снедь
- Константин Кедров
- (Здесь анаграмма понимается как специфическая разновидность рифмы, охватывающая весь стих, поскольку звуковая близость слов и их позиционное тождество выступают знаком семантического сближения, — ср. в статье Кедрова «Рожденье метаметафоры» в книге «Поэтический космос», 1989).
В предельном случае текст целиком является анаграмматическим:
- Аз есмь строка, живу я, мерой остр.
- За семь морей ростка я вижу рост.
- Я в мире — сирота.
- Я в Риме — Ариост.
- Дмитрий Авалиани
- (Характерно, что в двух последних стихах, как выше у Кедрова, анаграммой «зарифмованы» пары слов, тогда как в двух первых попарные соответствия такого принципиального значения не имеют, поскольку позиции составляющих пары слов в строке различны.)
У широко практиковавшего такой способ письма Дмитрия Авалиани анаграмма превращается из приёма, пусть даже и важного, в литературную форму[2]. Такое понимание анаграммы также сближает её с палиндромом, что нашло своё отражение в сочетающих палиндром и анаграмму произведениях Елены Кацюбы начиная с поэмы «Свалка» (первая редакция в 1983). Ср. также книгу Кедрова «Астраль» (1986).
История
Несмотря на то, что пристальное внимание к анаграмме в поэзии приходится на сравнительно недавнее время (в русской поэзии — начиная, по-видимому, с анаграмматической поэмы Кедрова «Допотопное Ев-Ангел-ИЕ», 1978, и стихов Владимира Гершуни 1980-х годов), этот приём относится, по-видимому, к числу древнейших: от лекций Фердинанда де Соссюра идёт представление о широком использовании анаграмм в древнейших эпосах: «Махабхарате» и «Рамаяне», «Илиаде» и «Одиссее», а также в Библии; магическое действие приписывалась анаграммам с древнейших времен, в частности, текстами Вед. Прародителем анаграммы однако считают поэта и грамматика Ликофрона, который жил в Древней Греции в III веке до н. э. Как сообщал византийский автор Иоанн Цец, из имени царя Птоломея он составил первую из известных нам анаграмм: Ptolemaios — Аро Melitos, что в переводе означает «из мёда», а из имени царицы Арсинои — как «Ion Eras» (фиалка Геры)[3].
В Средние века зачастую анаграммам приписывалось магическое действие, а потому поиск анаграмм приобретал зачастую несколько болезненный характер. Этому историческому обстоятельству анаграмма обязана резким пассажем в книге врача-психиатра Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство»:
Гекарт, который сказал, что заниматься пустяками свойственно только помешанным, составил биографии сумасшедших, находящихся в Валансьене. Он написал курьезную книжку, озаглавленную так: «Anagrammeana, поэма в VII песнях, XCV (это было первое) просмотренное, исправленное и дополненное издание. В Анаграмматополисе, год XI анаграмматической эры» (Валансьен, 1821) и целиком состоящую из бессмысленного набора слов с перестановкой букв в некоторых из них. Здесь кстати будет упомянуто о том, что на полях экземпляра анаграммеаны, хранящегося в Парижской национальной библиотеке, рукою самого автора сделана следующая надпись: «Анаграммы есть одно из величайших заблуждений человеческого ума: надо быть дураком, чтобы ими забавляться, и хуже чем дураком, чтобы составлять их». Что может быть справедливее этой оценки?[4]
В науке
В XVIII—XIX веке среди естествоиспытателей было принято зашифровывать свои открытия в виде анаграмм[5][6], что служило двум нуждам: скрыть гипотезу до её окончательной проверки и утвердить авторство на открытие, когда оно будет подтверждено. Так, Галилео Галилей зашифровал латинскую фразу «Altissimun planetam tergeminum observavi» («Высочайшую планету тройною наблюдал») следующим образом: «Smaismrmielmepoetaleu mibuvnenugttaviras», закрепив свою заявку на открытие спутников Сатурна[7]. Интересно, что это же открытие позднее Гюйгенс также зашифровал в анаграмме[8] фразы «Окружён кольцом, тонким, плоским, нигде не прилегающим, к эклиптике наклонным», уточнив, что Галилей видел не спутники, а части кольца.
Анаграммы из длинных слов
- лесопромышленность — солепромышленность
- старорежимность — нерасторжимость
- австралопитек — ватерполистка
- просветитель — терпеливость
- покраснение — пенсионерка
- равновесие — своенравие
- полковник — клоповник
- стационар — соратница
- вертикаль — кильватер
- апельсин — спаниель
- внимание — Вениамин
См. также
Напишите отзыв о статье "Анаграмма"
Примечания
- ↑ А. В. Пузырёв. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. Диссертация на соискание учёной степени доктора филологических наук. — Саратов, 1995.
- ↑ Ср., например, у Г. Лукомникова: «Анаграмматическим (не в том расплывчатом смысле, в котором зачастую употребляют это понятие, то есть не просто аллитерационным, а собственно анаграмматическим, буквенно-перестановочным) стихом на русском языке до Авалиани всерьез вообще никто не занимался. А он, опять-таки, создал корпус, массив великолепных текстов». — [magazines.russ.ru/nlo/2004/69/lu16.html Лукомников Г. Авалиани — вал, лавина и лава] // «Новое литературное обозрение», 2004, № 69.
- ↑ [www.attalus.org/translate/poets.html#lycophron0 Lives of the Hellenistic Poets] // Attalus: Sources for Greek and Roman history. (англ.)
- ↑ [psylib.org.ua/books/lombr01/txt09.htm Ч. Ломброзо. Гениальность и помешательство] / Перевод с 4-го итальянского издания К. Тетюшиновой. — М.: Изд. Ф. Павленкова, 1892. (Глава X. Маттоиды-графоманы, или психопаты)
- ↑ [nature.web.ru/db/msg.html?mid=1198379 Научная Сеть >> Открытие Гюйгенсом «Луны» у Сатурна]
- ↑ Например, [epizodsspace.airbase.ru/bibl/venera/pl-z.html открытие фаз Венеры] Галилеем
- ↑ mirslovarei.com/content_psy/anagramma-36717.html
- ↑ [archive.is/20120717173903/readr.ru/yaroslav-golovanov-etyudi-ob-uchenih.html?page=16 «Этюды об ученых», Ярослав Голованов | Readr — читатель двадцать первого века]
Ссылки
- Анаграмма // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.blues.ru/fedor/anagrams.asp Список однословных анаграмм, полученный по словарю Зализняка]
- [poncy.ru/anagram/solve.html Программа по поиску анаграмм]
Отрывок, характеризующий Анаграмма
С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.