Бойто, Арриго

Арриго Бойто Arrigo Boito
Основная информация
Дата рождения	24 февраля 1842(1842-02-24)
Место рождения	Падуя
Дата смерти	10 июня 1918(1918-06-10) (76 лет)
Место смерти	Милан
Страна	Италия
Профессии	композитор, поэт, либреттист

Арри́го Бо́йто (итал. Arrigo Boito; 24 февраля 1842, Падуя — 10 июня 1918, Милан) — итальянский композитор и поэт, прославившийся как автор либретто к операм Джузеппе Верди «Отелло» и «Фальстаф».

Биография

Сын итальянца — художника-миниатюриста Сильвестра Бойто, имевшего неблагородное происхождение, но выдававшего себя за дворянина, и польской аристократки Юзефы Карсьницкой (урожденной графини Радолинской; Карсьницкая — по первому мужу).

В 1854 году поступил в Миланскую консерваторию, где музыкальное образование получал под руководством Альберто Маццукато. Помимо музыкального, консерватория давала также широкое гуманитарное образование. По окончании обучения (1861) Бойто вместе со своим однокашником и другом Франко Фаччо получил государственную стипендию на совместную поездку за границу с целью совершенствования. Композитор побывал в Париже, где свел знакомство с Дж. Россини, погостил у родственников в Польше и посетил Германию, где познакомился с музыкой Рихарда Вагнера, которая произвела на него большое впечатление. Первыми крупными сочинениями Бойто были кантаты «Четвертое июня» (1860) и «Сёстры Италии» (1862), написанные в соавторстве с Ф. Фаччо. В 1868 году композитор создает самое известное своё сочинение — оперу «Мефистофель» на собственное либретто, написанное на сюжет «Фауста» Гёте. На премьере в миланском театре «Ла Скала» (5 марта 1868 г.) опера потерпела фиаско. В 1875 году в Болонье была поставлена переработанная версия оперы, которая имела успех и стала завоевывать симпатии публики. Она быстро вышла за пределы Италии и неоднократно ставилась в Москве и Санкт-Петербурге. Роль Мефистофеля была одной из «коронных» в репертуаре Фёдора Шаляпина. Вторая опера Бойто, «Нерон», осталась незавершенной, хотя композитор отдал работе над нею 48 лет жизни. Завершенный А. Тосканини и В. Томмазини, «Нерон» был поставлен в театре «Ла Скала» 1 мая 1924 г. Несмотря на триумфальный успех премьеры, опера в репертуаре не удержалась. Либретто «Нерона» было опубликовано отдельным изданием в виде стихотворной драмы в 1901 году и получило очень высокую оценку как у критики, так и у читающей публики.

Бойто был также известным поэтом (публиковал свои произведения под псевдонимом Tobia Gorrio), его стихотворения пользуются большой популярностью в Италии, хотя число их невелико. В сборнике под общим названием «Книга стихов» опубликовано только 16 стихотворений. Особое место в поэтическом творчестве Бойто занимает фантасмагорическая поэма-сказка Re Orso (в русском переводе — «Царь Вепрь»), в которой автор представляет предельное для итальянского стихосложения разнообразие поэтических размеров и ритмов и демонстрирует изощренное версификаторское мастерство. Бойто — автор либретто собственных опер и кантат, а также либретто опер «Симон Бокканегра» (переработка первоначального либретто Ф. М. Пиаве), «Отелло», «Фальстаф» Джузеппе Верди, «Джоконда» Амилькаре Понкьелли, «Серп» Альфредо Каталани и ряда других. Перевел на итальянский язык либретто ряда опер иностранных композиторов, в том числе «Риенци» и «Тристан и Изольда» Р. Вагнера, «Сто девственниц» Ш. Лекока и «Руслан и Людмила» М. И. Глинки. Перевод последней сделан не с русского оригинала, а с немецкого перевода, выполненного Ю. К. Арнольдом. Кроме того, перевел на итальянский язык 57 романсов А. Г. Рубиншетейна, написанных на немецкие тексты, а также на стихи Давыдова, Дмитриева, Пушкина, Лермонтова и Дельвига. Как и в случае с «Русланом и Людмилой», Бойто делал итальянский перевод с немецких переводов стихов русских поэтов. На французский язык перевел либретто своего «Мефистофеля», а также собственные либретто к «Отелло» (I—II действия, тогда как III—IV переведены Камиллем дю Локлем), и «Фальстафу» (в соавторстве с Полем Соланжем).

Интересные факты

• Арриго Бойто был также автором нескольких новелл. В одной из них - «Черный слон» - действие происходит во время гражданской войны в США. Плантатор-расист Андерсон играет в шахматы со своим чернокожим слугой Томом в присутствии нескольких надсмотрщиков, которые угодливо восхваляют каждый ход босса. Том нарочно затягивает партию, чтобы дать своим товарищам время для подготовки к восстанию. Сигналом должен явиться шах, который Том объявит королю соперника своим чернопольным слоном.
• Известен также как представитель движения Скапильятура.

Память

• «Элегия памяти Арриго Бойто» [musopen.org/ru/music/1009/arturo-toscanini/in-memorial-of-arrigo-boito/], памятный концерт в театре «Ла Скала», состоявшийся в 1948 году под управлением Артуро Тосканини.

Литература

• Morelli G. Arrigo Boito. — Venice, 1994.
• Бойто, Арриго // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Сапелкин А. А. Поэтическое творчество Арриго Бойто. Дуализм личности. — LAP LAMBERT Academic Publising, 2011.
• Сапёлкин А. А. Драма против музыки. («Нерон» Арриго Бойто) // Музыкальная жизнь. — 2010. — N 9/10. — С. 60-64.

Ссылки

• [opera.stanford.edu/Boito/main.html Тексты либретто, написанных Бойто]

Отрывок, характеризующий Бойто, Арриго

Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.