Астор, Джон Джекоб IV
| Джон Джекоб Астор IV | |
| John Jacob Astor IV | |
 Астор в 1895 году | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Уилльям Бакхауз Астор-мл. (1829-1892) |
| Мать: |
Каролина Вебстер Шермион (1830-1908) |
| Супруга: |
Ава Лоули Уиллинг (1891-1909) |
| Дети: |
Уильям Винсент Астор (1892-1959) |
Джон Джекоб Астор IV (англ. John Jacob Astor IV, 13 июля 1864 — 15 апреля 1912) — американский миллионер, бизнесмен, писатель, член известной семьи Астор и подполковник, участник Испано-американской войны. Погиб во время крушения «Титаника».
Биография
Джон Джекоб Астор IV родился 13 июля 1864 года. Он был правнуком Джона Джекоба Астора, чьё состояние, нажитое на торговле мехами, опиумом и недвижимостью, сделало семью Астор одними из самых богатых семей в Соединенных Штатах. Во время англо-американской войны (1812-1814 годы) ему пришлось распродать свой флот. Старший Астор обосновался в Нью-Йорке, где занялся гостиничным бизнесом. Наследникам он оставил 20 миллионов долларов.
Астор сначала учился в школе Святого Павла в Конкорде, Нью-Гемпшир, а затем в Гарвардском университете, закончив который в 1888 году отправился путешествовать.Вернулся в Штаты через три года, чтобы принять бразды управления семейными активами.В юности он был не чужд изобретательностью и запатентовал велосипедный тормоз, а также пневматическую дорожку, за которую получил приз на Чикагской всемирной ярмарке в 1893 году. Среди других изобретений молодого Астора - аккумуляторная батарея, двигатель внутреннего сгорания и летающая машина. Его мечтой являлась организация искусственных дождей "посредством перекачивания теплого, влажного воздуха с поверхности земли в верхние слои атмосферы". В 1894 году вышел в свет фантастический роман Д. Астора под названием " Путешествие в иные миры".
Браки
В 1891 году Джон Джекоб Астор вступил в брак с Авой Лоули Уиллинг. У них родилось двое детей: сын Винсент Астор и дочь Ава Элис Астор (1902). В 1909 году Астор развёлся с Авой.
В возрасте 47 лет Джон Джекоб Астор 9 сентября 1911 года женился на Мадлен Талмаж Форс в бальном зале дома своей матери в Ньюпорте (штат Род-Айленд). Мадлен была на год моложе сына Астора — Винсента. После свадьбы пара уехала в свадебное путешествие сначала в Египет, потом в Европу. С ними путешествовала Маргарет Браун, впоследствии известная как «непотопляемая Молли Браун». Она сопровождала Асторов в Египте и во Франции и по стечению обстоятельств была вызвана в США. В то же самое время супруги решили прекратить свадебное путешествие и отправиться в Нью-Йорк.
Карьера
Среди достижений Астора как писателя выделяется роман 1894 года «Путешествия в другие миры», в котором описаны путешествия к Сатурну и Юпитеру в 2088 году. Кроме того, он запатентовал несколько изобретений, в том числе велосипедные тормоза, пневматические дорожные мелиораторы, и помог в разработке турбины двигателя. Астор сделал миллионы и в сфере недвижимости. В 1897 году он построил в Нью-Йорке отель Уолдорф-Астория, один из самых роскошных в мире[1], к которому примыкал отель двоюродного брата Астора, Уильяма Уолдорфа Астора. Отель назывался Waldorf Hotel. Комплекс из двух отелей стал известен как Waldorf-Astoria Hotel. Именно эти отели приняли спасшихся пассажиров 1-го класса после крушения «Титаника». В 1929 году комплекс был снесён, и на его месте был возведён небоскрёб Эмпайр-стейт-билдинг. Спустя два года немного севернее от прежнего места был построен новый 47-этажный отель под таким же названием.
На борту «Титаника»
Во время путешествия Мадлен забеременела и настояла, чтобы ребёнок родился в США. Асторы сели на «Титаник» в Шербуре как пассажиры 1-го класса. Вместе с ними на борт взошли камердинер Астора, Виктор Роббинс, горничная Мадлен Розали Байдос и медсестра Кэролайн Луиза Эндрюс. Кроме того, в путешествие с супругами отправился и их питомец, эрдельтерьер по кличке Кити. Астор был самым богатым пассажиром на борту «Титаника».
Через некоторое время после столкновения корабля с айсбергом полковник Астор заверил жену, что ущерб не представляет опасности для «Титаника». Позднее Астор находился с женой в гимнастическом зале. Мадлен опасалась, что спасательные жилеты ненадёжны. Жена Астора села в спасательную шлюпку номер 4 вместе с горничной и медсестрой. Полковник спросил у второго помощника Чарльза Лайтоллера, может ли он сесть в шлюпку с женой. Лайтоллер ответил, что мужчины должны оставаться на палубе, пока все женщины не сядут в шлюпки. Отойдя назад, он спросил у него номер лодки, чтобы потом найти жену. Последний раз Астора видели живым в 1:55. Он стоял на шлюпочной палубе и наблюдал, как остальные люди пытаются спустить оставшиеся складные шлюпки.
Его тело было обнаружено 22 апреля 1912 года пароходом «CS Mackay-Bennett». В посмертном отчёте сказано, что тело Астора сильно изуродовано и покрыто сажей (возможно, от падения на него первой дымовой трубы), но те, кто видел его тело, утверждали, что оно было в прекрасном состоянии, даже без синяков.
- № 124, МУЖЧИНА, ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ВОЗРАСТ — 50, СВЕТЛЫЕ ВОЛОСЫ И УСЫ.
- ОДЕЖДА — Синий саржевый костюм; голубой платок с вышивкой «A.V.»; ремень с золотой пряжкой; коричневые сапоги на красной резиновой подошве; коричневая фланелевая рубашка, с вышивкой «J.J.A.» на задней части воротника.
- ИМУЩЕСТВО — Золотые часы; золотые запонки с бриллиантами; бриллиантовое кольцо с 3 камнями; 225 фунтов стерлингов; 2440 долларов; 5 фунтов стерлингов в золоте; 7 серебряных монет; 50 франков в монетах; золотой карандаш; бумажник.
- ПЕРВЫЙ КЛАСС. ИМЯ — Д. Д. АСТОР[2]
Астор был похоронен на кладбище Церкви Троицы в Нью-Йорке. 14 августа 1912 года Мадлен Астор родила второго сына Джона Джекоба Астора VI[3][4].
Напишите отзыв о статье "Астор, Джон Джекоб IV"
Примечания
- ↑ Stanley Turkel, «The Original Waldorf-Astoria Hotel» (April 4, 2007); www.hotelinteractive.com/article.aspx?articleid=7469 (accessed July 8, 2009).
- ↑ [www.encyclopedia-titanica.org/titanic-biography/john-jacob-astor.html "John Jacob Astor IV"], Encyclopedia Titanica, <www.encyclopedia-titanica.org/titanic-biography/john-jacob-astor.html>. Проверено 27 октября 2010.
- ↑ [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=9B0DE6DB113AE633A25756C1A96E9C946396D6CF Son for Mrs. Astor. Named for Father. Both Mother and Baby Said to be Very Well, the Child Strong and Well Formed.], New York Times (August 15, 1912, Thursday). Проверено 22 июня 2008.
- ↑ [www.nytimes.com/1992/06/27/obituaries/john-j-astor-5th-79-son-of-builder-of-hotel.html John J. Astor 5th, 79. Son of Builder of Hotel], New York Times (June 27, 1992). Проверено 10 августа 2009. «John Jacob Astor 5th, a descendant of one of America's most fabled merchant princes, died yesterday at his home in Miami Beach. ... His father was John Jacob Astor 4th, a businessman and inventor, who built the Astoria Hotel in New York City that was later combined with the hotel next door to become the Waldorf-Astoria. His mother was the former Madeline Talmage Force of New York City. She was pregnant with him when she and her husband sailed on the Titanic. Her husband put her on a lifeboat and went down with the ship on April 15, 1912.».
Ссылки
- [news.hrvh.org/cgi-bin/newshrvh?a=d&cl=search&d=kingstondaily19120503.2.136 Funeral of Col. Astor]
Отрывок, характеризующий Астор, Джон Джекоб IV
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
