Бакнер, Симон Боливар

Симон Боливар Бакнер Simon Bolivar Buckner
30-й губернатор Кентукки
30 августа 1887 — 2 сентября 1891
Вице-губернатор:	Джеймс Брайан
Предшественник:	Проктор Нотт
Преемник:	Джон Браун
Рождение:	1 апреля 1823(1823-04-01) округ Харт, Кентукки
Смерть:	8 января 1914(1914-01-08) (90 лет) округ Харт, Кентукки
Место погребения:	Франкфорт
Партия:	Демократическая партия США
Военная служба
Годы службы:	1844–1855 (США) 1861–1865 (КША)
Принадлежность:	Армия США Армия КША
Звание:	капитан (США) генерал-лейтенант (КША)
Сражения:	Американо-мексиканская война Гражданская война в США Битва при Форт-Донельсон Битва при Перривилле Битва при Чикамоге
Автограф:

Симон Боливар Бакнер-старший (англ. Simon Bolivar Buckner; 1 апреля 1823 — 8 января 1914) — американский военный деятель, воевавший в Американо-мексиканской войне на стороне США и в Гражданской войне в США на стороне Конфедерации. Позднее он был 30-м губернатором штата Кентукки.

Биография

Родился в родовом имении "Glen Lily", близ Манфордвилля, в штате Кентукки. Назван в честь венесуэльского героя Симона Боливара... После окончания Военной академии США в Вест-Пойнте, Бакнер стал там инструктором, преподавал историю и географию. Он оставил преподавание во время Американо-мексиканской войны, поступив на службу в действующую армию и участвуя во многих крупных сражениях этой кампании. В 1855 году Бакнер вышел в отставку для управления недвижимым имуществом своего тестя в Чикаго (штат Иллинойс).

В 1857 году он вернулся в свой родной штат Кентукки и в 1861 году был назначен генерал-адъютантом губернатора Берии Магоффина. В этой должности Бакнер попытался обеспечить соблюдение штатом Кентукки нейтралитета в первые дни Гражданской войны. Когда нейтралитет штата был нарушен, Бакнер присоединился к армии Конфедерации, отклонив подобное предложение со стороны армии Союза. Он участвовал в неудачном вторжении Брэгга Брэкстона в Кентукки, а в 1862 году стал начальником штаба у Эдмунда Кирби-Смита в Транс-Миссисипском департаменте. Но в том же 1862 году Бакнер принял условия безоговорочной капитуляции генерала Улисса Гранта в битве при Форт-Донельсон. Он стал первым генералом Конфедерации, сдавшимся в войне.

В первые годы после войны Бакнер стал активно участвовать в политике. Он был избран губернатором штата Кентукки в 1887 году. Это была его вторая кампания в попытке получить эту должность. В период его полномочий произошло несколько вооружённых распрей в восточной части штата — в том числе клановая вражда Хаттфилдов и Мак-Коев и война в графстве Роуэн. Его администрация была поражена скандалом, который разразился, когда государственный казначей Джеймс Тейт по прозвищу «Честный Дик» скрылся с 250 000 долларов. Как губернатор Бакнер получил известность за большую любовь к применению права вето. Только в одной сессии законодательного собрания он использовал больше вето, нежели предыдущие десять губернаторов вместе взятые. В 1895 году он сделал неудачную попытку получить место в Сенате США. В следующем году он вступил в Национально-демократическую партию, которая выступала за политику твёрдой валюты. Он был кандидатом в вице-президенты от этой партии на выборах 1896 года, но за кандидата в президенты от этой партии, Джона Палмера, проголосовал лишь 1 % избирателей. Бакнер никогда больше после этого не стремился занять государственный пост, и умер от уремического отравления 8 января 1914 года.

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Бакнер, Симон Боливар

– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.