Батиев, Дмитрий Александрович

Дмитрий Александрович Батиев
Дмитрий Батиев с женой Евстолией и дочерьми Ией и Автономой. Фотография середины 1920-х годов
Род деятельности:	писатель, государственный и общественный деятель
Дата рождения:	19 октября 1896(1896-10-19)
Место рождения:	Кебырыб, Яренский уезд, Архангелогородская губерния, Российская империя
Дата смерти:	22 ноября 1941(1941-11-22) (45 лет)
Место смерти:	Ухтпечлаг, Коми АССР, СССР

Дми́трий Алекса́ндрович Бати́ев (19 октября 1896, Кебырыб, Архангелогородская губерния — 22 ноября 1941, Ухтпечлаг, Коми АССР) — советский коми литератор, общественный и государственный деятель. Главный инициатор создания в 1921 году Автономной области коми (зырян).

Биография

Ранние годы

Дмитрий Батиев родился в деревне Кебырыб (по другим данным — в селе Гам) Яренского уезда Архангелогородской губернии. Окончив гамскую второклассную школу, он поступил в церковно-учительскую семинарию в селе Хреново Костромской губернии. Из-за нетипичной внешности и характерного акцента Батиев часто высмеивался однокашниками, отчего, по его словам, именно тогда он «стал страшным националистом, и все свои знания решился употребить на освобождение своего народа от национального гнёта».

До июля 1917 года Батиев был левым эсером, уже тогда участвуя в общественно-политической жизни Коми края, а в июне 1919 года, спустя два года беспартийности, примкнул в РКП(б). В 1920 году Батиев был назначен заведующим Зырянским отделом Народного комиссариата по делам национальностей РСФСР. На этом посту он активно пытался привлечь внимание чиновников к коми-зырянам. Как вспоминал сам Батиев, он «везде и всюду поспевая сам, не спал ночей, в вятских лаптях заходил в Кремль», заявляя о том, что коми когда-то заселяли всю центральную Россию, а название города Москвы происходит из коми языка и означает «коровья вода».

Проект автономии Коми

Главным достижение Батиева стала подготовка масштабного проекта по созданию «Зырянской Советской Социалистической Республики», полного неординарных предложений, например, о создании отдельной Зырянской армии в составе РККА и об организации печати журнала о коми на французском языке для зарубежных читателей. Площадь Зырянской АССР, предложенная Батиевым, почти в семь раз превышала размеры современной республики Коми и охватывала такие территории, как низовья реки Печоры, Прикамье, земли, населённые коми-пермяками, ненцами и часть островов Северного Ледовитого океана, в том числе, архипелаг Новая Земля.

Проект Батиева был утверждён, но частично. Вместо Коми АССР, которая появилась только спустя 20 лет, была образована Автономная область Коми. Декрет ВЦИК, провозглашавший её создание, был подписан 22 августа 1921 года.

Закат карьеры

Со временем политическая карьера Батиева пошла на спад. Добиваясь выделения средств на развитие коми автономии, он и подчинённые ему сотрудники Зырянского отдела зачастую давали взятки чиновникам и устраивали для них целые банкеты. На таких банкетах присутствовали, в том числе, М. И. Калинин, А. И. Рыков, А. С. Енукидзе и даже сам Сталин. Вскоре Батиева исключили из партии, арестовали за нарушения, выявленные в работе Зырянского отдела, и больше двух месяцев продержали на Лубянке. После того, как за Батиева поручились Енукидзе и ряд сотрудников Наркомнаца, он был отпущен, а «дело Зырянского представительства» — закрыто. Освободившись, в 1924 году Батиев вернулся на родину, где у него родились две дочери, одну из которых он назвал Автономой, в знак своих политических убеждений.

Последние годы

В 1933 году Батиев был вновь арестован по обвинению в подготовке вооружённого восстания. В следующем году он был приговорён к пяти годам лишения свободы и отправлен в Ухтпечлаг. Из заключения его освободили в 1937 году, и через несколько месяцев арестовали вновь, предъявив прежние обвинения. Осенью 1940 года Батиев вернулся домой в последний раз, и снова ненадолго: в апреле 1941 года за участие в «контрреволюционной троцкистской организации» военный трибунал приговорил его к высшей мере наказания. 22 ноября 1941 года народный комиссар госбезопасности Коми АССР Кабаков и прокурор Коми АССР Фотиев утвердили приговор, который был сразу же приведён в исполнение.

Ссылки

• [komi.aif.ru/issues/397/08_01?print Статья о Батиеве в «Аргументах и Фактах»]
• [www.mskomi.ru/nomer/2005.05.05/5.html Галина Соболева. «Судьбы героев и жертв» (статья о Батиеве)]

Отрывок, характеризующий Батиев, Дмитрий Александрович

– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.