Батын Дорж

Батын Дорж
Дата рождения	17 сентября 1914(1914-09-17)
Место рождения	Алдархаан, Завхан, МНР
Дата смерти	1982(1982)
Место смерти	МНР
Принадлежность	Монголия Монголия
Годы службы	1935—1982
Звание	генерал армии МНР (1971)
Сражения/войны	Бои на Халхин-Голе Конфликт на Байтак-Богдо
Награды и премии	Иностранные:

Это имя — монгольское; «Батын» — отчество, а не фамилия; личное имя этого человека — «Дорж».

Ба́тын Дорж (17 сентября 1914, Алдархаан, Завхан, Монголия — 1982), государственный и военный деятель Монгольской народной республики, генерал армии. Герой МНР.

Биография

Родился в Монголии в местности Барзан на территории нынешнего сомона Алдархаан аймака Завхан. В 1929—1933 работал сомонным курьером, пожарным, колхозником. В 1935—1936 годах обучался в кавалерийском училище. В 1937 году вступил в Монгольскую народно-революционную партию. Участвовал в Халхин-Гольском конфликте. Окончил в СССР Военную академию им. М. В. Фрунзе (1952) и курсы при Военной академии Генштаба (1970). До 1940 года занимал различные должности от командира взвода до командира кавалерийской дивизии на западной границе, охраняя аймаки Ховд, Говь-Алтай и Баян-Улгий от войск Китайской республики и Оспан-батыра.

В 1940—1948 годы заместитель министра внутренних дел МНР — начальник управления пограничных и внутренних войск. По окончании Военной академии был назначен командиром отдельной кавалерийской бригады. С 1954 года заместитель управляющего акционерным обществом «Совмонголметалл». В 1956—1959 годы министр по делам Народных войск и общественной безопасности МНР, а затем до 1961 года — министр общественной безопасности. В 1961—1968 годы на дипломатической работе, последовательно занимая посты чрезвычайного и полномочного посла МНР в КНДР (1961—1963), ГДР (1963—1966), СФРЮ (1966−1968). С июля 1968 года заместитель министра общественной безопасности — начальник управления пограничных и внутренних войск. С июля 1969 года по 1978 — министр обороны МНР. В 1971 году стал первым и единственным в МНР генералом армии. Шесть раз избирался депутатом Великого народного хурала МНР, семь раз — членом ЦК МНРП. С 1978 года и до смерти был председателем комитета заслуженных революционных деятелей ВГХ.

Награды

Награждён орденами МНР и иностранными орденами: Сухэ-Батора (дважды), Боевого Красного знамени (дважды), Трудового Красного знамени, орденом Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны, югославским орденом Красного знамени, болгарским орденом Красного знамени, чехословацким орденом Красного знамени, разнообразными медалями. Заслуженный пограничник.

Постановлением № 253 ВНХ в 1974 году награждён титулом Героя МНР, в 1982 году постановлением № 260 его именем названа 0130-я пограничная застава. Памятники Доржу располагаются в его родном сомоне Алдархаан (Завхан), а также в сомоне Уенч (Ховд).

Отрывок, характеризующий Батын Дорж

– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.