Бах, Анна Магдалена

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анна Магдалена Бах
Anna Magdalena Bach

Фрагмент гравюры 1736 года. Предполагается, что за клавикордом изображена Анна Магдалена Бах[1].
Имя при рождении:

Anna Magdalena Wilcke

Род деятельности:

певица

Дата рождения:

22 сентября 1701(1701-09-22)

Место рождения:

Цайц

Подданство:

курфюршество Саксония

Дата смерти:

27 февраля 1760(1760-02-27) (58 лет)

Место смерти:

Лейпциг

Отец:

Иоганн Каспар Вильке

Мать:

Маргарета Елизавета Либе

Супруг:

Иоганн Себастьян Бах

Дети:
  1. Готфрид Генрих
  2. Елизавета Юлиана Фредерика
  3. Иоганн Кристоф Фридрих
  4. Иоганн Христиан
  5. Иоганна Каролина
  6. Регина Сусанна

Анна Магдалена Бах (нем. Anna Magdalena Bach) — известная немецкая певица начала XVIII века, вторая жена композитора Иоганна Себастьяна Баха.





Биография

Анна Магдалена родилась 22 сентября 1701 года в Цайце, курфюршество Саксония, в музыкальной семье. Её отец Иоганн Каспар Вильке (Johann Caspar Wilcke) был трубачом, сделавшим карьеру при дворах Цайца и Вайсенфельса. Её мать Маргарета Елизавета (в девичестве Либе, Margaretha Elisabeth Liebe) была дочерью органиста. О её начальном музыкальном образовании известно мало. Возможно, Бах впервые услышал её пение при дворе Кётена, где служил руководителем оркестра. Анна Магдалена была нанята певицей в Кётене в 1721 году.

Бах женился на 20-летней Анне Магдалене 3 декабря 1721 года, 17 месяцев спустя после смерти первой жены Марии Барбары. В этом браке родилось 13 детей, но 7 из них умерли в раннем детстве (указаны более мелким шрифтом):

  • Христиана София Генриетта (1723–1726)
  • Готфрид Генрих (1724–1763)
  • Христиан Готтлиб (1725–1728)
  • Елизавета Юлиана Фредерика (1726–1781)
  • Эрнст Андреас (1727–1727)
  • Регина Иоанна (1728–1733)
  • Христиана Бенедикта (1729–1730)
  • Христиана Доротеа (1731–1732)
  • Иоганн Кристоф Фридрих (1732–1795)
  • Иоганн Август Абрахам (1733–1733)
  • Иоганн Христиан (1735–1782)
  • Иоганна Каролина (1737–1781)
  • Регина Сузанна (1742–1809)

Кроме собственных детей, Анна Магдалена сразу приняла на себя заботу о четырёх детях от первого брака мужа:

Несмотря на семейные заботы, Анна Магдалена не оставила пение и после того, как вышла замуж. Известно, например, что она пела в 1729 году на похоронах князя Леопольда[2].

Брак считался счастливым, в том числе благодаря общему интересу супругов к музыке. Анна Магдалена регулярно ассистировала мужу, записывая нотами его игру. Бах, в свою очередь, написал несколько посвящённых жене композиций, в первую очередь два «Альбома для Анны Магдалены Бах[de]» 1722 и 1725 годов.

Во время проживания в Лейпциге Анна Магдалена организовывала регулярные музыкальные вечера, на которых вся семья пела и играла для гостей. Дом Бахов надолго стал музыкальным центром Лейпцига.

Помимо музыки, Анна Магдалена увлекалась садоводством[3].

После смерти мужа в 1750 году в семье начались конфликты между сыновьями и вскоре они разъехались. С Анной Магдаленой остались две младшие дочери (Иоганна Каролина и Регина Сузанна) и падчерица Катарина Доротея. Сыновья и пасынки продолжали поддерживать с оставленной семьёй формальные отношения, но не оказывали никакой материальной помощи. Это делало Анну Магдалену всё более зависимой от вспомоществований властей города, которые с годами становились всё более редкими[4].

Анна Магдалена Бах умерла 27 февраля 1760 года. Из-за полного отсутствия денег и поручителей, которые могли бы взять на себя издержки по похоронам, Анна была похоронена в безымянной могиле на кладбище для нищих при церкви Св. Иоанна в Лейпциге[de]. Церковь и окружающие её здания, а также кладбище были разрушены при налёте союзной авиации в 1945 году.

В литературе

  • В 1925 году в Лондоне вышла «Малая хроника Анны Магдалены Бах» Эстер Мейнелл[5] с указанием в первом издании на обложке как соавторов Анны Магдалены и Иоганна Себастьяна Баха, на чьих неизвестных ранее воспоминаниях якобы была основана эта книга в стиле сентиментального романа. Было быстро доказано, что книга является мистификацией и основана исключительно на фантазии единственного реального автора Эстер Мейнелл.
  • В 1958 году вышла немецкая научная работа «Музыкальная семья Бахов. Жизнь и творчество три столетия спустя»[6].
  • В 2004 году на немецком же вышел сборник «Анна Магдалена Бах. Жизнь в документах и изображениях» с обширным предисловием[7].

В кинематографе

Галерея

Напишите отзыв о статье "Бах, Анна Магдалена"

Примечания

  1. 1 2 [www.npj.com/thefaceofbach/QCL12.html The face of Bach] (англ.)(недоступная ссылка — история). Проверено 23 июля 2014. [web.archive.org/web/20110716074307/www.npj.com/thefaceofbach/QCL12.html Архивировано из первоисточника 16 июля 2011].
  2. [downloads.bbc.co.uk/podcasts/radio3/earlymusic/earlymusic_20111031-0900a.mp3 Reconstructions] (англ.). BBC. — на 12 минуте; подкаст доступен не из всех стран.
  3. Neumann W., Schultze H. J. Bach-Dokumente Band II – Fremdschriftliche und gedruckte Dokumente 1685–1750. — Kassel: Bärenreiter, 1969. — S. 423.
  4. Töchter berühmter Männer. Neun biographische Portraits / Hg. Luise F. Pusch. — Berlin: Suhrkamp / Insel, 1988. — S. 117-154. — ISBN 9783458326793.
  5. Meynell E. The little chronicle of Anna Magdalena Bach. — London: Chatto & Windus, 1925.
  6. Geiringer K. Die Musikerfamilie Bach: Leben und Wirken in drei Jahrhunderten. — München: Beck, 1958.
  7. Anna Magdalena Bach: Ein Leben in Dokumenten und Bildern / Ed. Maria Hübner. — Leipzig: Evangelische Verlagsanstalt, 2004. — ISBN 3374022081.

Отрывок, характеризующий Бах, Анна Магдалена

– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.