Белых, Виктор Иванович

Виктор Иванович Белых
В. И. Белых в 2001 году
Церковь	Объединённая церковь христиан веры евангельской
Начальствующий епископ
Период	1992-2001
Преемник	Иван Федотов
Рукоположение	епископ (1956)
В браке с	Верой Андреевной Белых (Нечипоренко)
Дети	Пётр (1958, умер в младенчестве), Светлана, Людмила, Любовь, Надежда
Дата рождения	6 апреля 1925(1925-04-06)
Место рождения	Золотоноша, СССР СССР
Дата смерти	25 февраля 2001(2001-02-25) (75 лет)
Место смерти	Рыбница, ПМР ПМР

Ви́ктор Ива́нович Белы́х (6 апреля 1925, Золотоноша, Полтавской губернии (ныне Черкасская область) — 25 февраля 2001, Рыбница, ПМР) — религиозный деятель «не регистрированных» пятидесятников, проповедник, поэт, ректор Рыбницкого библейского колледжа, начальствующий епископ Объединённой церкви христиан веры евангельской (1992—2001).

Узник совести, дважды судим за «контрреволюционную деятельность» и «государственные преступления», в лагерях и ссылке провёл 23 года. В 1988 году Верховным судом Украинской ССР реабилитирован и признан жертвой политических репрессий.

Биография

Ранние годы

Виктор Иванович Белых родился в семье евангельских христиан, переехавших в Золотоношу из Екатеринослава; впоследствии его отец Иван нёс служение регента и диакона в поместной евангельской общине, а мать пела в церковном хоре.

Несмотря на религиозное воспитание, в восьмом классе Белых вступил в комсомол, позже был избран секретарём первичной комсомольском организации школы. В 1941 году шестнадцатилетний Виктор определён разведчиком в прифронтовую разведывательную группу, в августе того же года выполнял разведывательное задание на правом берегу Днепра и был задержан немецким патрулём, однако впоследствии отпущен. Не сумев перебраться за линию фронта, Белых вернулся в оккупированную немцами Золотоношу.

В 1942 году пережил религиозное обращение, летом 1943 года принял водное крещение в Золотоношинской поместной баптистской церкви. В том же году в общине христиан веры евангельской села Мошны (Черкасская область) знакомится с пятидесятническим вероучением; чуть позже переживает опыт крещения Святым Духом и переходит в пятидесятничество.

После прихода советской армии вновь был призван на воинскую службу, однако по состоянию здоровья зачислен в трудовую армию и направлен в Саратов на шарикоподшипниковый завод, где работал водителем.

Служение в подпольных общинах

Вернувшись в 1946 году на Украину, Белых начинает служение благовестника в пятидесятнических общинах. В феврале 1947 года в Киеве он принял участие в подпольном совещании пятидесятнических лидеров, не вошедших в союз ВСЕХБ. В марте 1948 года в Днепродзержинске участвовал во втором расширенном совещании пятидесятнических служителей, по окончании которого, вместе с остальными делегатами был арестован. Заочно осуждён особым совещанием при Министерстве госбезопасности СССР и приговорён по 58-й статье (п.10) к восьми годам лишения свободы. Наказание отбывал в Минлаге (Инта, Коми АССР). Освобождён в мае 1955 года, некоторое время нёс служение пастора в пятидесятнической церкви в Инте.

В начале 1956 года Афанасием Бидашом был рукоположен на пресвитерское служение; в ноябре того же года — посвящён в сан епископа. В это время Белых проводит работу по объединению разрозненных нерегистрированных пятидесятнических церквей, посещая общины в России, на Украине и в Молдавии. Совместно с другими пятидесятническими лидерами в Москве принимает участие в переговорах с правительством СССР о создании независимого союза пятидесятников.

1 января 1958 года в Москве женился на Вере Андреевне Нечипоренко. В браке родилось пятеро детей, однако старший сын Пётр умер в младенчестве.

В конце 1958 года повторно арестован, судим в 1959 году за государственные преступления и приговорён к 10 годам исправительных колоний с последующей пятилетней ссылкой. Большую часть срока отбыл в Мордовии в Дубравлаге, ссылку — в селе Маковское, Красноярского края. После отбытия наказания, некоторое время проживал в Огурцово (Новосибирская область), работал электрослесарем на экспериментальном заводе Сибирского отделения АН СССР. В августе 1976 года семья Белых перебралась в Дубоссары (Молдавская ССР), последующие 12 лет, вплоть до выхода на пенсию, Виктор Иванович работал сантехником на местной швейной фабрике.

Служение в ОЦХВЕ

С начала 1980-х годов нерегистрированные пятидесятники фактически оказались расколотыми на «киевское братство» и «московское братство». В мае 1992 года в Москве обе группы объединились, провозгласив создание Объединённой церкви христиан веры евангельской (ОЦХВЕ). На съезде Белых был избран начальствующим епископом. Позже он был переизбран на втором (1997) и третьем (1999) съездах ОЦХВЕ.

В качестве пятидесятнического епископа, Белых выступал в Кремлёвском дворце съездов на богослужении, организованном Дэвидом Ёнги Чо в 1991 году; возглавил делегации ОЦХВЕ на 16-й Всемирной пятидесятнической конференции в Осло (в 1992 году) и 17-й в Иерусалиме (в 1995 году); участвовал на Первой всемирной славянской конференции ХВЕ в Киеве в 1996 году. Аплодисментами были встречены свидетельства В. И. Белых и И. П. Федотова в Новом Орлеане в 1992 году перед делегатами 64-ой Генеральной Ассамблеи Церкви Бога.

С 1993 года В. И. Белых стал ректором открывшегося Рыбницкого библейского колледжа — первой богословской школы ОЦХВЕ. Вплоть до 2001 года колледж оставался базовым учебным заведением ОЦХВЕ.

Скончался 25 февраля 2001 в результате ранее перенесённого инфаркта миокарда. Похоронен на Аллее Славы центрального кладбища Рыбницы.

Отзывы о Викторе Белых

Его жизнь была посвящена ревностному, смелому и бескомпромиссному служению Богу. В годы самых жестоких гонений на Церковь он не только смог возглавить движение крещённых Духом Святым, но и делами явил мужество, дерзновенную смелость, евангельский подвиг и пример для подражания всем тем, кто сегодня стоит в служении Церкви Сергей Ряховский

Наследие

В. И. Белых является автором ряда христианских стихотворений и поэм, некоторые из которых стали популярными христианскими песнями. В пятидесятнических общинах ходили переписанными от руки его стихи «Шестнадцать» (1948), «Узник» (1948), «Письмо матери» (1948), «Ревекка» (посвященное невесте), «Новый год» (1959), «Прощай, Украина, прощай край родимый!» (1959), «Лицемерам» и др. В его самом известном произведении «Север», написанном в годы первого заключения и позже включённом в сборник евангельских гимнов Песнь Возрождения, выражается уверенность в скором наступлении религиозной свободы и свободы проповеди. Стихотворение «Голубица» написано в соавторстве с женой. Создание и распространение собственных песен и стихов «антисоветского, сектантского содержания» ставилось Белых в вину на втором судебном процессе.

Публикации

• Виктор Белых. Домостроительство Церкви Христовой. — Киев: Свiтанок, 1992.

• Виктор Белых. Под крестом, за Христом. — Киев, 1993. — (Воспоминания).

• Христовы Воины

Виктор Белых. Христовы Воины / Составители: Цимбалюк Олег, Антюхова Татьяна. — Киев: Альфа и Омега, 1993. — 80 с. — (Сборник стихов).

Виктор Белых. Христовы Воины. — Малоярославец: Смирна, 1997. — (Сборник стихов).

• По следам Христовым

Виктор Белых. По следам Христовым. — Винница: Слово христианина, 1998. — (Автобиография).

Виктор Белых. [vestnikslova.blogspot.com/2013/12/blog-post_1.html По следам Христовым]. — Малоярославец: Смирна, 1998. — (Автобиография).

Литература

• Николай Усач, Василий Трофименко. Водимые Духом Святым. — 3-е изд.. — Винница: Слово христианина, 2004. — 240 с. — (К истории пятидесятнического движения: сборник документальных повестей и очерков). — ISBN 966-8432-09-6, УДК 284.57, ББК 86.376.26.

• Франчук, Владимир Иванович. Глава девятая Церковь христиан веры евангельской в послевоенное время // Просила Россия дождя у Господа. — Киев: Христианская миссия «Возможность», 2003. — Т. 3. — 1005 с. — ISBN 966-95609-77.

См. также

• Объединённая церковь христиан веры евангельской
• Федотов, Иван Петрович
• Бабий, Георгий Арсеньевич

Ссылки

• [youtube.com/watch?v=C6K74ADdx1A Интервью с Виктором Ивановичем Белых] на YouTube

Отрывок, характеризующий Белых, Виктор Иванович

Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.