Битва при Ардагане

Битва при Ардагане
Основной конфликт: Ближневосточный театр военных действий Первой мировой войны
Дата	25 декабря 1914 — 18 января 1915 года
Место	Ардаган
Итог	Победа России
Противники
Российская империя Османская империя
Командующие
неизвестно Майор Стейндж-бей
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Битва при Ардагане между 25 декабрем 1914 и 18 январем 1915 года являлась османской военной операцией во главе с германским майором Августом Стейнджем по захвату города Ардаган чтобы разорвать связь русской обороны с линией Саракамыш-Карс и поддержать османскую армию в Сарыкамышском сражении.

Предпосылки

Россия захватила крепость Карс во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Но турки надеялись вернуть себе эту твердыню, а также порт Батуми. И Первая мировая война предоставила эту возможность. Однако боевые качества Османской армии и способности её командующих были на невысоком уровне. Изначально, по замыслу германского командования, Кавказская кампания должна была отвлечь российскую армию от основных фронтов. Энвер-паша надеялся, что успех позволит открыть дорогу на Тбилиси и дальше. А возможно начнёт мусульманскую революцию на Кавказе. И даже отрежет Россию от её нефтяных месторождений на Каспийском море. Эта долгосрочная цель заставила Великобританию изменить планы.

30 октября 1914 года расквартированная 3-я армия была проинформирована Высоким командованием в Стамбуле об обмене огнём в ходе Прорыва «Гебена» и «Бреслау» в Черное море. Высокое командование предполагало, что российская армия пересечет османскую границу в любое время. Наступление Берхмана (2 ноября 1914 — 16 ноября 1914 годов) закончилось поражением российских войск. Российский успех обеспечил южный фланг обороны, где отличились армянские добровольцы, которые захватили Агры и Догубаязит. Хасану Изет Паше удалось стабилизировать фронт позволив русским продвинуться на 25 км вглубь Османской империи наряду с осью Эрзерум-Сарыкамыш.

Войска

В западных источниках используется «1-й армейский корпус» для названия турецких войск, в турецких источниках используется название «отряд Стейндж-Бея». Отряд был дан под командование германского майора Стейнджа и стал называться отрядом Стейндж-Бея. Величина отряда оспаривается. Западные источники утверждают, что он составлял от 30,000 до 35,000 солдат, точных данных нет, но количество должно быть достаточно большим.

Левое крыло состояло из двух дивизий 1-го армейского корпуса. Он был переброшен в начале войны из Константинополя и расположился в Копа и других портах Черного моря южнее Батуми, и пополнился нерегулярными частями в округе Чорук (севернее Эрзерума).

Прелюдия

Отряд Стейндж-бея покинул Истанбул на броненосце Явуз. Первая остановка была в Ризе. Отряд был затем усилен почти 2,000 курдскими добровольцами и материальным снабжением мятежных аджарцев страны.

Первоначальным намерением было нанести удар по Батуми, но в результате сопротивления русских на суше, и особенностей различных маневров между османским и российским флотом, который закончился в итоге получением контроля над Черным морем, идея оказалась нереализуемой и от неё пришлось отказаться.

Энвер-паша разработал план для Сарыкамышской операции. Подразделение Стейндж-бея и его поддержка были учтены в нем в качестве вспомогательных сил. Они должны были отрезать поддержку российских войск на линии Сарыкамыш-Карс. Отряд Стейндж-Бея провел очень очевидную операция по отвлечению и пробиванию российских сил. В это плане Стейндж-бей должен был действовать в регионе Чорок и захватить дорогу.

Битва

15 декабря 1914 года Стейндж-бей захватил Арданух.

27 декабря 1914 года после отчаянного сопротивления русских продолжавшегося 17 дней, захватил Ардаган, и осуществил внезапное нападение на Карс, которое в случае успеха отрезало бы отход российских войск из Карса на запад от него, в Сарыкамыш.

Российский наместник и его военные советники осознали ситуацию. Стейндж-бей сделал так, чтобы русские заплатили очень дорого за каждый шаг своего продвижения. Отвлечение российских войск на отряд Стейндж-бея означало позволить туркам захватить Сарыкамыш и Карс. Российские войска нуждались в серьёзном усилении. В это время, в декабре 1914 года, генерал Мышлаевский приказал выделить из главных российских войск части для Персидской кампании перед Сарыкамышским сражением. Персия была лишена российских войск и большие части войск были поспешно направлены на фронт железной дорогой из Карса, Еревана, Джулфы — почти, но не совсем, поздно. Они могли бы совершенно опоздать если бы 1-й армейский корпус был способен совершить стремительное наступление на Карс. Первым делом наместника было отправить поддержку храброму подразделению, которое в одиночку выдержало атаку двух дивизий этого корпуса ранее и в Ардагане.

Еще большее подкрепление было направлено в Сарыкамыш, но по прибытии они узнали, что хотя Сарыкамыш был оставлен русскими войсками битва продолжалась с большим упорством и мужеством их соотечественниками. Ни в Ардагане ни в Сарыкамыше не было русских войск, даже на последних стадиях.

Едва ли какая-либо информация касающаяся битвы при Ардагане могла быть получена после заявления, что затем это место подверглось обстрелу артиллерии, а русские выбили отряд Стейндж-бея. Русские записи говорят «повторная атака полностью разгромила врага, который был разбит на части». Под давлением русских войск добровольческие отряды курдов отделились от отряда Стейндж-бея. Эти разбитые остатки бежали в замешательстве назад в Ардаган, но преследуемые не смогли оставаться там долго, поскольку он был снова занят победителями.

18 января 1915 года некоторые выжившие в битве смогли спасись на своей территории. Другие нашли убежище в глуши округа Чорок, где Аджарс дал им приют. Стейндж-бей восстановил свой отряд в Истанбуле.

1 марта 1915 года отряд Стейндж-бея без поддержки добровольцев вернулся на линию фронта, ему удалось сопротивляться российским войскам в течение более двух месяцев в регионе.

Отрывок, характеризующий Битва при Ардагане

– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.