Битва при Гумбиннене

Битва при Гумбиннене
Основной конфликт: Первая мировая война
Начало Восточно-Прусской операции, 17-23 августа 1914
Дата	20 августа 1914
Место	Гумбиннен, Восточная Пруссия
Итог	Победа России
Противники
Российская империя Германская империя
Командующие
генерал Ренненкампф генерал фон Притвиц
Силы сторон
63 800 бойцов, 380 орудий, 252 пулемета 74 500 бойцов, 408 лёгких и 44 тяжёлых орудия — по другим данным 508 орудий, 224 пулемета
Потери
10000 8 800 убитых и раненых, 6000 пленных

Битва при Гумбиннене (нем. Schlacht bei Gumbinnen; 20 августа 1914) — первое сражение на восточном фронте Первой мировой войны. Произошло во время Восточно-Прусской операции 1914 года. Завершилось победой русских войск и отходом германских частей.

Вступление в Восточную Пруссию

Согласно плану русского командования, 1-я и 2-я армии должны были наступать в Восточной Пруссии с целью разгрома 8-й германской армии. Первой должна была наступать 1-я армия под командованием генерала от кавалерии Ренненкампфа.

Перейдя государственную границу, 14 августа 1-я кавалерийская дивизия генерала Гурко из состава 1-й армии, захватила пограничный город Макграбов, однако разведать что-либо о противнике не удалось. Не получив никаких разведывательных данных о противнике, в тот же день дивизия, оставив город, отошла на свою территорию. 17 августа границу перешла вся 1-я армия, на 60-километровом фронте.

Притвиц, узнав о продвижении русских войск, начал выдвигать свои части навстречу русской армии. Против наступавшей 2-й армии был выставлен заслон из одного корпуса, а основные силы были нацелены на разгром 1-й русской армии.

Бои перед сражением

Германское командование решило дать бой у г. Гумбиннен в 40 км от государственной границы. Сюда и стягивались все основные силы 8-й армии. Русская армия была в составе 6,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизий и 55 батарей, против них германское командование выставляло 8,5 пехотных, 1 кавалерийская дивизии и 95 батарей, в том числе 22 тяжёлые. Однако во время движения к Гумбиннену в штабе 8-й армии узнали, что 1-й германский корпус под командованием генерала Франсуа вопреки приказам, продолжал двигаться вперед навстречу русским войскам. Задерживать русские войска на промежуточных рубежах в планы германского командования не входило. Поэтому Франсуа был отдан приказ немедленно отступить назад, однако тот отвечал, что отойдет лишь тогда, «когда русские будут разбиты». 3-й корпус русских войск оторвался и вышел вперед основных сил русской армии. Солдаты шли колоннами, без разведки и охранения. Франсуа нацелился нанести удар во фланг 27-й пехотной дивизии. К полудню 3-й корпус втянулся в бой с частями 1-го армейского корпуса немцев, закрепившегося на укреплённой полосе Малиссен-Допенен, и после нескольких часов боя при содействии 29-й пехотной дивизии 20-го корпуса заставил германцев отступить. Были взяты пленные и захвачено 8 орудий. В этот момент, противник воспользовался образовавшимся разрывом между левым флангом 3-го корпуса и правым флангом 4-го корпуса, и энергично бросил в этот разрыв ударную группу из 4-х батальонов с артиллерией. Немецкие батальоны мастерски выполнили охватывающий манёвр, и развернувшись, нанесли огневой, а затем и штыковой удар во фланг и тыл левофлангового полка 3-го корпуса. Это был 105-й Оренбургский полк 27-й пехотной дивизии. Полк был разгромлен и в беспорядке отступил, потеряв командира полковника Комарова и свыше 3000 человек личного состава. Бой в полосе наступления 3-го корпуса шёл до вечера. Генерал Франсуа, получив ещё днём приказ штаба 8-й армии на отход, вёл бой весь день, введя в сражение практически весь корпус. К исходу дня Франсуа, добившись успеха на правом фланге и потерпев неудачу на левом, отдаёт приказ отступать. Как верно замечает Радус-Зенкович – «бой 4/17 августа в значительной мере носил характер неожиданного, как в отношении неприятеля, так отчасти и в отношении своих соседних колонн, с которыми взаимодействие и связь не были в должной мере налажены». Узнав, что Франсуа уже вступил в бой, Притвиц приказывал ему немедленно отойти, однако все приказания командования Франсуа оставлял без внимания. В штаб 8-й армии он доложил о победе, однако, опомнившись от удара, русские войска вскоре перешли в контратаку, а во фланг германцам ударила подоспевшая на помощь русская 25-я пехотная дивизия. Завязался ожесточенный бой, русские войска отбили часть своих пленных, которых Франсуа захватил при нападении на 27-ю дивизию, а также сами захватили пленных, интендантские запасы и 7 орудий. Германский корпус отступил. Потери в этом бою составили 6700 человек с русской стороны и 1500 человек, а также 7 орудий и 12 зарядных ящиков с германской стороны. Вскоре после этого тактического успеха германское командование приняло решение как можно скорее дать бой 1-й русской армии, разбить её и переключиться на 2-ю.

Битва

Битва разыгралась 20 августа на фронте 50 км от г. Гумбиннен до г. Гольдап. Соотношение сил перед сражением было не в пользу русской армии, которая имела: 6,5 пехотных и 5,5 кавалерийских дивизии (63,8 тыс. бойцов, 380 орудий, 252 пулемета). Германские войска располагали 8,5 пехотными и 1 кавалерийской дивизией (74,5 тыс. чел., 408 лёгких и 44 тяжёлых орудия — по другим данным 508 орудий, 224 пулемета).

Битва началась на северном крыле, где атаковал корпус Франсуа, удар германцев обрушился на 28-ю пехотную дивизию, в тыл русским войскам Франсуа бросил кавалерийские части, которые погромили обозы 28-й дивизии, однако углубиться в свои тылы русские войска им не позволили. 28-я дивизия неся большие потери, организованно отступила под защиту своей артиллерии, и мужественно противостояла двукратно превосходящим силам врага. К середине дня на помощь 28-й дивизии, подоспела 29-я, русские дивизии нанесли контрудар и части германского корпуса начали отступать.

В центре войска под командованием генерала Макензена выдвинулись к исходным рубежам к 8 утра, однако русские войска обнаружили корпус Макензена и открыли шквальный огонь, германцы понесли большие потери, 17-й корпус Макензена потерял 8000 солдат и 200 офицеров. Германцы в беспорядке отступали, русские войска захватили 12 брошенных орудий. Под Гольдапом, на южном фланге, германский 1-й резервный корпус генерала Белова прибыл на место сражения в полдень, столкновение носило нерешительный характер, а после отступления корпуса Макензена Белов также отдал приказ об отходе.

Итоги битвы

Ренненкампф отдал приказание преследовать бегущего врага, однако вследствие больших потерь и отставания тылов отменил этот приказ. Также следует отметить чрезвычайную усталость личного состава 1-й армии, передвигавшейся несколько дней усиленными маршами по 25-30 километров без отдыха

Поражение при Гумбиннене создало реальную угрозу разгрома 8-й германской армии, и вечером 20 августа Притвиц принял решение оторваться от противника и отойти за Вислу. Однако отступлению воспротивилась германская Ставка и, вопреки плану Шлиффена, который предполагал при неблагоприятном развитии событий на Восточном фронте отступать в глубь Германии, но ни в коем случае не снимать войск с Западного фронта, чтоб гарантированно разгромить Францию и избежать войны на два фронта, приняла решение Восточную Пруссию не сдавать и перебросить в помощь 8-й армии войска с Западного фронта (2 корпуса и конную дивизию), что впоследствии сыграло роковую роль в битве на Марне и не допустило разгрома Франции. 21 августа Мольтке сместил Притвица и назначил на его место генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга.

Уинстон Черчилль о победе русских войск под Гумбинненом писал:

Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русские контратаки 3-го корпуса, тяжёлые потери Макензена вызвали в 8-й армии панику, она покинула поле сражения, оставив своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мощью России.

Интересные факты

В бою под Гумбинненом немецкие части во время атаки вели впереди себя пленных русских. Очевидец А. А. Успенский: В бою под Гумбинненом храбрые немцы опозорили себя нечеловечески зверским преступлением: во время одной из атак они поставили в первые ряды своих атакующих горсть несчастных русских пленных, безоружных... пока они не были все расстреляны!...

В бою под Гумбинненом немецкий конно-артиллерийский дивизион выехал на открытую позицию, чтобы уничтожить русские артиллерийские батареи, находящиеся на закрытой позиции. Такое расположение орудий, когда батарея хорошо замаскирована и становится малоуязвимой для противника, а стрельба производится по вспомогательной точке наводки, было впервые освоено в русско-японскую войну 1904—1905 гг. Оно позволило русским артиллеристам в кратчайший срок уничтожить этот дивизион. Очевидец, русский офицер 106-го Уфимского полка, впоследствии вспоминал:

Вот и геройский артиллерийский дивизион, расстрелянный ураганным огнём русской артиллерии. Издали некоторых из убитых офицеров и канониров его можно принять за живых, так выразительны их остекленевшие взоры и застывшие жесты и позы.

Вот молодой офицер с поднятой саблей, запрокинутой головой и открытым, кричащим ртом (вероятно команду), с глазами, устремленными в небо, застыл у самого орудия! Вот, солдат, совершенно как живой, наполовину вставил снаряд в орудие и, с неотнятыми от него руками, стоя на коленях, вперил глаза свои с каким-то особым удивлением вверх, словно спрашивает: "В чем дело?!" и т. д. Эти фигуры издали казались живыми, но когда мы подошли ближе, то увидели, что у офицера три четверти головы сзади были оторваны и осталась буквально одна маска, а у солдата выбит был весь живот. Очевидно, смерть была моментальная и безболезненная, поэтому и сохранилось такое живое выражение на их лицах. Вот батарея, расстрелянная на самом выезде на позицию в полной запряжке, не успевшая не только открыть огонь, но и остановиться: все убитые люди и лошади дружно лежат вместе на своих местах, а солдаты лежат даже верхом на лошадях или поблизости их.

Лошади! Бедные животные! Чем они виноваты во всей этой катастрофе, случившейся между людьми?!

— А. А. Успенский [www.grwar.ru/library/Uspensky-war/index.html «На войне»] - Каунас, 1932

Литература

• Бэзил Лиддел Гарт. 1914. Правда о Первой мировой. — М.: Эксмо, 2009. — 480 с. — (Перелом истории). — 4300 экз. — ISBN 978-5-699-36036-9.
• Барбара Такман. [militera.lib.ru/h/tuchman/index.html Первый блицкриг. Август 1914] = The Guns of August. — М.: АСТ, 1999. — 640 с. — 5000 экз. — ISBN 5-7921-0245-7.
• Пахалюк К. Восточная Пруссия, 1914-1915. Неизвестное об известном. Калининград, 2008
• Эдлер фон Ренненкампф В. Н. Воспоминания / сост., подгот. текста и примеч. Н. С. Андреевой. Москва, 2013

Ссылки

• [hero1914.com/gumbinnenskoe-srazhenie-207-avgusta-1914-goda/ Пахалюк К. Гумбинненское сражение на сайте проекта "Герои Первой мировой"]
• [www.hrono.info/sobyt/1900sob/1914gumbinnen.html Битва при Гумбиннене]
• [hero1914.com/ivany-rodstvo-vspominayushhie-ili-zaxoroneniya-i-pamyatniki-pervoj-mirovoj-vojny-na-territorii-kaliningradskoj-oblasti-2/ Пахалюк К. Иваны-родство-вспоминающие, или Захоронения и памятники Первой мировой войны на территории Калининградской области]
• [hero1914.com/zaxoronenie-v-pos-sovxoznoe-mattishkemen/ О захоронении в пос. Маттишкемен (Совхозное), солдат 27-й пехотной дивизии, павших в этом бою]

Отрывок, характеризующий Битва при Гумбиннене

– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!