Ренненкампф, Павел Карлович

Павел-Георг Карлович фон Ренненкампф
Дата рождения	29 апреля 1854(1854-04-29)
Место рождения	имение Конофер, Эстляндская губерния
Дата смерти	1 апреля 1918(1918-04-01) (63 года)
Место смерти	Таганрог, РСФСР
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Годы службы	1870—1915
Звание	генерал от кавалерии
Командовал	7-й Сибирский армейский корпус, 3-й Сибирский армейский корпус, 3-й армейский корпус, Виленский военный округ, 1-я армия Северо-Западного фронта
Сражения/войны	Русско-японская война Ляоян Мукден Первая мировая война Гумбиннен Мазурские озера Лодзь
Награды и премии
В отставке	c 6 октября 1915 года

Па́вел Ка́рлович фон Ренненка́мпф (нем. Paul von Rennenkampf; 17 (29) апреля 1854, имение Конофер, Эстляндская губерния — 1 апреля 1918, Таганрог, Советская Россия) — российский военный деятель конца XIX — начала XX века. Участник китайского похода русской армии, русско-японской войны и Первой мировой войны. Расстрелян большевиками в 1918 году.

Биография

Сын эстляндского дворянина немецкого происхождения ротмистра Карла Густава Ренненкампфа (1813—1871) из рода Ренненкампфов.

Службу начал 13 мая 1870 года унтер-офицером в 89-м пехотном Беломорском полку. Окончил Гельсингфорское пехотное юнкерское училище в 1873 году. Выпущен корнетом в 5-й уланский Литовский полк. В 1881 году окончил Николаевскую Академию Генерального Штаба по первому разряду. С 24 ноября 1882 по 25 августа 1884 года — обер-офицер для поручений при штабе 14-го армейского корпуса. С 25 сентября 1886 года состоял в распоряжении начальника штаба Варшавского военного округа, со 2 ноября 1886 года состоял для поручений при штабе Казанского военного округа, с 13 марта 1888 года — старший адъютант войскового штаба войска Донского. С 31 октября 1889 года — штаб-офицер для особых поручений при штабе 2-го армейского корпуса, с 26 марта 1890 года — начальник штаба Осовецкой крепости. Полковник (1890 год). В апреле — октябре 1892 года состоял при 41-м драгунском Ямбургском полку. С 26 марта 1891 года начальник штаба 14-й кавалерийской дивизии. С 12 декабря 1895 года командир 36-го драгунского Ахтырского полка. С 25 ноября 1899 года по 24 июля 1901 года начальник штаба войск Забайкальской области.

Китайский поход

Генерал-майор (9 апреля 1900 года; за отличие).

В чине генерал-майора участвовал в подавлении боксерского восстания в Китае в 1900—1901 годах, за боевые отличия награждён орденом Св. Георгия 4-й и 3-й степеней.

Он приобрёл имя и широкую известность в военных кругах во время Китайского похода (1900), за который получил два Георгиевских креста. Военные вообще относились скептически к «героям» Китайской войны, считая её «не настоящей». Но кавалерийский рейд Ренненкампфа, по своей лихости и отваге, заслужил всеобщее признание.

Начался он в конце июля 1900, после занятия Айгуна (вблизи Благовещенска). Ренненкампф с небольшим отрядом из трех родов оружия разбил китайцев на сильной позиции по хребту Малого Хингана и, обогнав свою пехоту, с 4½ сотнями казаков и батареей, сделав за три недели 400 км, с непрерывными стычками, захватил внезапным налетом крупный маньчжурский город Цицикар. Отсюда высшее командование предполагало произвести систематическое наступление на Гирин, собрав крупные силы в 3 полка пехоты, 6 полков конницы и 64 орудия, под начальством известного генерала Каульбарса… Но, не дожидаясь сбора отряда, ген. Ренненкампф, взяв с собою 10 сотен казаков и батарею, 24 августа двинулся вперед по долине Сунгари; 29-го захватил Бодунэ, где застигнутые врасплох сдались ему без боя 1500 боксеров; 8 сентября захватил Каун-Чжен-цзы, оставив тут 5 сотен и батарею для обеспечения своего тыла, с остальными 5-ю сотнями, проделав за сутки 130 км, влетел в Гирин. Этот бесподобный по быстроте и внезапности налёт произвёл на китайцев, преувеличивавших до крайности силы Ренненкампфа, такое впечатление, что Гирин — второй по количеству населения и по значению город Маньчжурии — сдался, и большой гарнизон его сложил оружие. Горсть казаков Ренненкампфа, затерянная среди массы китайцев, в течение нескольких дней, пока не подошли подкрепления, была в преоригинальном положении…

15 сентября, оставив в Гирине одну сотню для охраны монетного двора и арсенала, генерал Ренненкампф прибыл в Дагушан. После трехдневного отдыха Ренненкампф с 1-й нерчинской и 4-й амурской сотнями при одном орудии 2-й Забайкальской казачьей батареи выступил из Дагушана для занятия городов Телина и Мукдена. 23 сентября отряд Ренненкампфа вошёл в Телин, где простоял до 10 октября, действуя против мелких групп повстанцев. В одной из стычек при занятии усадьбы Ташуй-хона подходе к Гирину на генерала Ренненкампфа бросились три китайца с копьями. Генерала спас казак 6-й сотни Фёдор Антипьев, приняв удары на себя. За спасение командира амурец был награждён военным орденом 3-й степени.

Рейд конного отряда генерала Ренненкампфа стал одной из наиболее удачных и ярких военных операций русско-китайской войны. За три месяца непрерывного движения в ходе которого отрядом было пройдено почти 2500 километров были разбиты наиболее подготовленные войска Хэйлунцзянской провинции и рассеяны отряды повстанцев, что привело к прекращению организованного сопротивления противника.

С 24 июля 1901 года — начальник 1-й отдельной кавалерийской бригады.

Русско-японская война

В русско-японскую войну командовал Забайкальской казачьей дивизией (с 1 февраля по 21 августа 1904 года).

За боевые отличия произведён в Генерал-лейтенанты (30 июня 1904 года).

С 1 февраля 1904 года командующий, а с 30 июня 1904 года начальник Забайкальской казачьей дивизии.

Под Ляояном в ходе рекогносцировки японских позиций был 30 июня 1904 года тяжело ранен в ногу пулей с раздроблением голени левой ноги. Через два с небольшим месяца вернулся в войска, не долечив рану. В ходе Мукденского сражения возглавлял Цинхеченский отряд, на левом фланге Манчжурской армии (с 13 февраля 1905 года), командуя которым проявил большое упорство, что в совокупности с направленными подкреплениями позволило остановить наступление армии генерала Кавамуры.

Слух о личном конфликте с генералом Самсоновым

Некоторые историки и писатели (особенно часто повторяется у В. Пикуля) пишут, что после битвы при Мукдене произошёл личный конфликт между Ренненкампфом и генералом А. Самсоновым, причём дело дошло до обмена ударами; другие историки утверждают, что никаких столкновений между генералами произойти не могло. Первичным источником этого слуха являются мемуары германского генерала Макса Гофмана, бывшего в годы Русско-японской войны военным агентом при штабе японской армии и, следовательно, неспособного лично наблюдать за отношениями в среде русского генералитета. В своих мемуарах Гофман, ссылаясь опять-таки на слухи, упоминает, что Ренненкампф и Самсонов ссорились на Мукденском вокзале в Лаояне после Лаоянского сражения, что физически было невозможно, так как в это время Ренненкампф с тяжёлым ранением находился в госпитале.

Межвоенный период

Командир 7-го Сибирского армейского корпуса (9 ноября 1905 — 9 июня 1906 года); 3-го Сибирского армейского корпуса (9 июня — 27 декабря 1906 года); 3-го армейского корпуса (27 декабря 1906 — 20 января 1913 года).

Борьба с мятежниками

В 1906 году командовал специальным сводным отрядом (батальон пехоты с несколькими пулеметами), с которым, следуя на поезде из Харбина (Маньчжурия), восстановил сообщение Маньчжурской армии с Западной Сибирью, прерванное революционным движением в Восточной Сибири («Читинская республика»), разгромив силы мятежников в полосе железной дороги и наведя порядок в Чите.

30 октября 1906 года на генерала Ренненкампфа было совершено покушение. Он шёл по улице вместе с адъютантом штабс-капитаном Бергом и ординарцем поручиком Гайзлером, в это время эсер Н. В. Коршун, сидевший на лавке, бросил им под ноги «разрывной снаряд», но устройство сработало наполовину: генерал, адъютант и ординарец были лишь оглушены взрывом. Террорист был арестован и судим военно-полевым судом.

Решительные действия Ренненкампфа в ходе войны и успешные действия по ликвидации беспорядков в тылу армии привели к дальнейшему продвижению по службе, и он, будучи с 6 декабря 1910 года генералом от кавалерии и с 1912 года генерал-адъютантом, получил назначение командующим войсками Виленского военного округа (20 января 1913 — 19 июля 1914 года).

Первая мировая война

С началом Первой мировой войны Ренненкампф получил командование 1-й армией Северо-Западного фронта во время Восточно-Прусской операции 1914 года. 17 августа его войска перешли границу Восточной Пруссии, а уже через три дня нанесли поражение 8-й германской армии генерала М. фон Притвица в битве при Гумбиннене, однако из-за неверной оценки действий противника командующим фронтом генералом Жилинским победа под Гумбинненом не получила своего развития. После битвы при Гумбиннене Ренненкампф по приказу Жилинского повел наступление на Кёнигсберг, а не на соединение со 2-й армией. Это позволило немецким войскам выйти из-под удара, перегруппироваться и контратаковать, что послужило одной из главных причин последующего поражения 2-й армии в битве при Танненберге (конец августа).

После того как на юге провинции в Танненбергском сражении потерпела поражение 2-я русская армия, армия Ренненкампфа заняла оборону по линии рр. Дейма, Алле и Мазурских озер. 7 сентября мощной обходной группой противник обрушился на левый фланг 1-й армии Ренненкампфа. Главнокомандующий фронтом генерал Жилинский, вопреки обещаниям, не сумел обеспечить поддержку 1-й русской армии со стороны других соединений, а потому Ренненкампфу пришлось спешно отступать. Упорное сопротивление левофлангового 2-го корпуса генерала В. А. Слюсаренко, а также своевременные действия самого командующего армии (который подтянул туда кавалерию, резервы, а также совершил смелый диагональный маневр, перебросил с правого фланга на левый целый 20-й корпус) позволили сорвать планы противника, избежать окружения и к 15 сентября отойти за р. Неман.

Во время Лодзинской операции из-за ошибок и нерешительности командующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского войскам 1-й армии Ренненкампфа не удалось остановить прорывающуюся из окружения немецкую ударную группу генерала пехоты Рейнгольда фон Шеффера-Бояделя, что вызвало конфликт между Ренненкампфом и Рузским. Был отстранён от командования армией 18 ноября 1914 года, одновременно назначен в распоряжение военного министра. Действия Ренненкампфа во время Лодзинской операции стали предметом разбирательства специальной комиссии (генерала П. П. фон Баранова). Уволен в отставку 6 октября 1915 года «по домашним обстоятельствам с мундиром и пенсией».

Проведенное расследование выявило стратегические ошибки Рузского в Лодзинской операции, но и возвращать генерала Ренненкампфа в армию Ставка не стала.

Арест и гибель

После Февральской революции был арестован и помещён в Петропавловскую крепость. Революционеры припомнили ему 1905 год. Находился под следствием Чрезвычайной следственной комиссии, но по результатам следствия фактов для выдвижения против него обвинения собрано не было.

Освобожден большевиками после Октябрьской революции из Петропавловской крепости вместе с некоторыми другими генералами, арестованными Временным Правительством, и уехал в Таганрог, на родину своей жены, где жил под именем мещанина Смоковникова. При захвате города большевиками скрылся под именем греческого подданного Мандусакиса. Был выслежен, опознан и по личному указанию В. А. Антонова-Овсеенко 3 марта привезён в штаб к красным. Антонов-Овсеенко предложил генералу поступить на службу в Красную Армию. Ренненкампф отказался, за что был приговорён к расстрелу и убит в ночь на 1 апреля 1918 года — вывезен за город и расстрелян после издевательств у Балтийской железнодорожной ветки (в 2 км от Русско-Балтийского снарядного завода, эвакуированного из Ревеля в Таганрог в 1916 году). 1 апреля приёмная дочь Ренненкампфа 17-летняя Ольга (от первого брака его жены) была убита у себя дома ворвавшимися туда большевиками.

В апреле 2015 года, благодаря усилиям местных краеведов, было установлено место захоронения Ренненкампфа на старом городском кладбище Таганрога.

Наследие

Коллекция предметов китайского искусства, собранная Ренненкампфом во время подавления Боксерского восстания, в настоящее время находится в музее под названием Дворец Алфераки в Таганроге.

Награды

• Орден Святого Георгия 4-й степени (12.08.1900)
• Орден Святого Георгия 3-й степени (22.12.1900)
• Святого Станислава III степени (1884)
• Святой Анны III степени (1888)
• Святого Станислава II степени (1894)
• Святой Анны II степени (1895)
• Святого Владимира IV степени (1899)
• Святого Владимира III степени (1903)
• Орден Святого Станислава 1-й степени с мечами (31.03.1905)
• Святой Анны I степени (1907)
• Святого Владимира II степени с мечами (16.08.1914)
• Золотое оружие, бриллиантами украшенное с надписью «За храбрость» (1906 год)
• Шведский Орден Меча (на приведённом здесь портрете "Ренненкампф в августе 1914 года" звезда ордена - верхняя на левой стороне груди, знак - на шее, ниже знака Ордена Святого Станислава первой степени.)
• Австрийский Орден Железной короны (на приведённом здесь портрете "Ренненкампф в августе 1914 года" звезда ордена - нижняя на левой стороне груди, знак - на шее, ниже знака Ордена Меча.)

Литература

• Ренненкампф П. К. [shpl.dlibrary.org/ru/nodes/8810-rennenkampf-p-k-mukdenskoe-srazhenie-20-dnev-boy-moego-otryada-ot-tsinhechena-do-matszyandana-spb-1908#page/1/mode/grid/zoom/1 Мукденское сражение : 20-днев. бой моего отряда от Цинхэчена до Мацзяндана.] — СПб., 1908.
• Эдлер фон Ренненкампф В. Н. Воспоминания / сост., подгот. текста и примеч. Н. С. Андреевой. — М., 2013.
• Андоленко С. П. [www.grwar.ru/library/Rennenkampf/index.html Ренненкампф] Возрождение № 221, май 1970
• Пахалюк К. А. [hero1914.com/general-rennenkampf-mog-byt-myuratom-esli-by-zhil-sotnej-let-ranshe/ «Мог быть Мюратом, если бы жил сотней лет раньше». Генерал П. К. фон Ренненкампф в годы Первой мировой войны] // Вестник МГГУ им. М. А. Шолохова. Серия «История и политология». — 2012. — № 4. — С. 46—56.
• Пахалюк К. Боевые действия в Восточной Пруссии в Первую мировую войну. Указатель литературы. 2-е изд. Калининград, 2008
• Португальский P. M., Алексеев П. Д., Рунов В. А. Первая мировая в жизнеописаниях русских военачальников. — М.: 1994.
• Шикман А. П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. — М.: 1997.
• Голицын В. В. Генерал Павел Карлович Ренненкампф. Генералы Великой войны. М.: 2014.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/rennen.html Биографический указатель] на сайте «Хронос»
• [ruguard.ru/glossary/o-266.html Ренненкампф Павел Карлович]
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=16 Ренненкампф, Павел Карлович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• Николай Эдуардович Гейнце. «В действующей армии. Генералы Келлер и Ренненкампф»

Отрывок, характеризующий Ренненкампф, Павел Карлович

– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.