Орден Железной короны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Орден Железной короны
Страна

Королевство Италия
Австрийская империя
Австро-Венгрия

Тип

орден

Статус

не вручается

Статистика
Дата учреждения

1816

Последнее награждение

1918

Очерёдность
Старшая награда

Австрийский орден Леопольда

Младшая награда

Императорский австрийский орден Франца Иосифа

Орден Железной короны — орден, созданный Наполеоном I 5 июня 1805 года как высший орден Итальянского королевства, отменён в 1814 году. После перехода большей части Итальянского королевства под власть Австрийской империи орден был восстановлен императором австрийским в 1816 году.





История

После сокрушительного поражения союзных войск при Аустерлице 2 декабря 1805 года влияние Наполеона распространилось практически на всю Центральную Европу. Ломбардия стала частью австрийской империи. Семь лет назад по воле французского диктатора эта часть северной Италии была преобразована в Цизальпинскую республику. Однако тогда наполеоновские планы были вспороты штыками русских солдат под командованием Суворова, и Ломбардия вновь стала частью Итальянского королевства.

Взяв реванш, Наполеон учредил орден Железной Короны Ломбардии в трёх степенях: Большой Крест, Командор и Рыцарь.

Железной эту золотую корону, украшенную драгоценными камнями, называли благодаря её важнейшей составной части — узкому железному обручу, который по преданию был сделан из гвоздя от креста Спасителя. Согласно легенде, этот крест был обнаружен императрицей Еленой, матерью императора Константина. Железная корона хранилась в Ломбардии в храме Иоанна Крестителя в Монце, и именно ею короновался Карл Великий в 800 году.

Орденом награждали за заслуги в военное и мирное время. В числе первых награжденных были эрцгерцог, наследный принц Фердинанд и высшие сановники Ломбардии. После ссылки Наполеона Ломбардия была возвращена Австрии и по решению Венского конгресса 1815 года вошла в состав Ломбардо-Венецианского королевства. В январе 1816 года император Франц I восстановил орден Железной Короны. Дворяне сохраняли право на ношение ордена, награжденные низших сословий обязаны были носить вместо него медаль «Pro Virtute Militari». Вновь учрежденный орден имел три степени и стал наиболее часто вручавшимся орденом империи. Согласно уставу, число кавалеров ордена не должно было превышать 100 человек: 20 кавалеров I степени, 30 кавалеров II степени и 50 – III степени. Однако это положение было отменено, и к 1856 году число награжденных приблизилось к 2000. В конце Первой мировой войны орден превратился в подобие офицерской медали за храбрость.

Знаки III степени следовало возвращать после смерти награжденного. Однако после 18 июля 1884 года их было разрешено хранить у наследников. Знаки высших степеней должны были возвращаться всегда.

Вручение ордена прекратилось после 1918 года.

Знаки ордена

Орден имел 3 степени. Символы ордена I степени: орденская цепь, знак ордена, нагрудная звезда и лента-перевязь.

Символы ордена – железная корона, на которой помещен двуглавый австрийский орёл, в свою очередь увенчанный короной. В его лапах – меч и держава, на груди – тёмно-синий финифтяной щит с вензелем «F», на обратной стороне знака — аналогичный щит с датой «1815».

Нагрудная звезда ордена восьмиконечная, в её центре круглый золотой медальон с каймой голубой финифти. В медальоне изображение железной короны, на кайме девиз ордена: AVITA ET AUCTA («Унаследует и увеличит»).

Лента жёлтая, с узкими тёмно-синими полосами (в наполеоновскую эпоху — оранжевая с зелёными полосками по краям).

Высшие степени ордена вначале делались из золота, низшая – из серебра. Позже благородный металл заменили позолоченным серебром, а еще позже – позолоченной бронзой. Знаки II и III степени отличаются меньшими размерами и особенностями ношения.

Степени
Кавалер III класса Кавалер II класса Кавалер I класса

</center>

См. также

Напишите отзыв о статье "Орден Железной короны"

Ссылки


Отрывок, характеризующий Орден Железной короны

– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.