Благодатное Небо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Икона Пресвятой Богородицы "Благодатное Небо"

Список иконы в церкви Распятия Христова Большого Кремлёвского дворца
Дата появления:

1682 год

Дата празднования

6 (19) марта

«Благодатное небо» — икона Пресвятой Богородицы, по преданию, привезённая в Москву из Литвы супругой великого князя Василия I Софией Витовтовной в качестве родительского благословения. Название восходит к тексту богородична 1-го часа (написан на иконе внутри края сияния): «Что Тя нарече́м, о Благодатная? Небо, яко возсияла еси Солнце Правды».

По привезённому Софьей образцу иконописцами Оружейной палаты в 16781680 годы был сделан список иконы для Архангельского собора Московского Кремля (в местном ряду иконостаса, слева от царских врат). 1682 году мастер Василий Познанский написал икону-аппликацию для церкви Распятия Теремного дворца Кремля.

Иконография воспроизводит видение Иоанном Богословом Жены, облечённой в солнце. Богоматерь изображена в полный рост, с Младенцем на левой руке. Её фигура окружена солнечной мандорлой, под ногами — серп луны. Головы Марии и Иисуса увенчаны коронами.

Празднование иконе совершается 6 (19) марта, а также в неделю Всех Святых.

Местночтимые списки образа имеются в московских храмах Троицы на Воробьёвых горах и Архангела Гавриила (Меншикова башня).

Иконе Божией Матери «Благодатное Небо» молятся об исцелении от душевных и физических болезней. К ней обращаются, когда просят о наставлении на путь христианской веры тех, кто ведет неправедный образ жизни. На иконе Богородица изображена в полный рост, на левой руке Её – Богомладенец. Некоторые этот образ Богоматери называют по словам молитвы «Что Тя наречем». Икона Матери Божией «Благодатное Небо» пользуется особым почитанием в Москве, так как издревле находится в Архангельском соборе Московского Кремля.

Напишите отзыв о статье "Благодатное Небо"



Литература

Ссылки

  • [kotlovka.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=1306 Акафист Божией Матери пред иконой Ея «Благодатное Небо»]

Отрывок, характеризующий Благодатное Небо

– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.