Меншикова башня
| Православный храм | |
Церковь Архангела Гавриила
Меншикова башня | |
 Меншикова башня в 2008 году | |
| Страна | Россия |
| Город | Москва |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Московская |
| Тип здания | Иже под колоколы |
| Архитектурный стиль | Петровское барокко |
| Основатель | Александр Меншиков |
| Строительство | 1704—1707 годы |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 7710021000
|
Ме́ншикова ба́шня, Це́рковь Арха́нгела Гаврии́ла на Чи́стых пруда́х в Москве — православный храм в честь Архангела Гавриила; памятник барокко в Басманном районе (Архангельский переулок, 15а).
Церковь была первоначально построена в 1707 году по заказу Александра Меншикова. Авторами проекта в современных изданиях называют Ивана Зарудного[1], предполагают участие Доменико Трезини, группы итальянских и швейцарских мастеров из кантонов Тичино и Фрибур и российских каменотёсов из Костромы и Ярославля.
Самое раннее из сохранившихся зданий петровского барокко в Москве, Меншикова башня была существенно изменена в 1770-х. Церковь функционировала только летом, зимой службы проводились неподалёку, в церкви Феодора Стратилата, построенной в 1782—1806 гг. Церковь Святого Феодора Стратилата также имела колокола. Несмотря на свою высоту, Меншикова башня колоколов не имела.
Оба храма с 17 июля 1948 года принадлежат Антиохийскому подворью[2].
Содержание
История
Первая церковь во имя архангела Гавриила на этом месте была впервые упомянута в записях переписи 1551 года. К 1657 она была перестроена в камне, и была увеличена в 1679. Двадцатью годами позже влиятельный государственный деятель Александр Меншиков объединил земельные участки к югу от современных Чистых прудов. Церковь Архангела Гавриила стала домовой церковью его семьи, которая проживала в соседнем квартале с запада, на месте нынешнего Центрального почтамта.
В 1701 году Меншиков отремонтировал старую церковь, а в 1704 году — приказал снести. Меншиков поручил общее руководство строительством Ивану Зарудному. Доменико Трезини, подчинённый Зарудного, был из европейских мастеров (из семей Fontana, Rusco, Ferrara и пр. из кантона Тичино), но через полгода он был отправлен в Санкт-Петербург. Новая церковь была структурно завершена к 1707 году, превысив высоту колокольни Ивана Великого на полторы сажени[3] (3.2 метра) и составила 84.3 метра. Здание первоначально имело пять уровней с каменным (нефом, квадратную башню и три нижних восьмиугольных уровня; два верхних восьмиугольника были построены из дерева). В 1708 башня приобрела 50 колоколов и английский часовой механизм. Оно было увенчано 30-метровым шпилем с флюгером в форме ангела. Первоначальное здание Меншиковой башни в Москве было богато украшено декоративной скульптурой, но большая её часть была утрачена в XVIII веке.
В 1710 году Меншиков был назначен губернатором Санкт-Петербурга и бросил все свои московские проекты, забрав большинство мастеров с собой. Работа над интерьерами башни замедлилась; частные владения Меншикова внутри храма были перестроены в обычный алтарь.
В 1723 году в башню ударила молния, и пожар полностью уничтожил верхнюю деревянную часть с часами. Колокола упали, проломив своды и уничтожив интерьеры нефов (частично). Полвека служба совершалась только в малых приделах (на хорах и в трапезной), в то время как главная башня стояла обезглавленной до 1773 года. В 1773—1779 башня была восстановлена масоном Г. З. Измайловым и приобрела свою нынешнюю форму: вместо воссоздания разрушенного верхнего восьмиугольника, новые архитекторы заменили его компактным, но сложным куполом в стиле барокко. Вазы по углам первого восьмиугольника, установленные в 1770-х, заменили собой утраченные статуи 1723 года; позднее вазы регулярно менялись, нынешние выполнены из бетона. Окна восьмиугольных сводов были заполнены кирпичом, что делает монтаж колоколов невозможным. С другой стороны, оригиналы скульптурной отделки этого периода были практически утрачены (современная скульптура состоит, в основном, из цементных копий).
Здание использовалось для масонских собраний; восстановлено как храм в 1863 году, когда по распоряжению митрополита Филарета со стен были стерты масонские символы и изречения[4]. (По другим сведениям, в 1821 году Меншикова башня была причислена к почтовому ведомству и именовалась церковью Архангела Гавриила при Почтамте как летний (неотапливаемый) храм[5]). Трудами масона Ключарёва была построена меньшая (тёплая) неоклассическая церковь Феодора Стратилата (завершена в 1806), которая также используется как колокольня. Изданная в 1888 году книга «Москва съ ея святынями и священными достопримѣчательностям» утверждала: «В 1806 к церкви Архангела Гавриила была пристроена колокольня с приделом во имя Феодора Стратилата. В настоящее время только в этом приделе и совершается богослужение. Архангельская же церковь остаётся только как памятник времён Императора Петра.»[6]. 
В самом конце XIX века почтамтское начальство отказалось от содержания церкви и она стала приходскою[7]. Храм был закрыт в 1930-е. Существующий иконостас перенесён из московского храма Преображения Господня в селе Преображенском, который был разрушен в 1964 году; иконостас самой Меншиковой башни по благословению Патриарха Алексия I в 1969 году передали в Успенскую церковь города Махачкалы.
Антиохийское подворье
В 1945 году на Поместном Соборе Русской Православной Церкви присутствовал Блаженнейший Патриарх Антиохийский Александр III (Тахан), бывший в начале ХХ века настоятелем Антиохийского подворья в Москве. Во время его официального собеседования с Патриархом Московским Алексием I было решено возобновить деятельность Антиохийского подворья. Для организации подворья Московской Патриархии в начале 1948 года были переданы два храма, во имя Архангела Гавриила и во имя великомученика Феодора Стратилата. Открытие подворья состоялось 17 июля 1948 года по завершении Совещания глав и представителей автокефальных Православных Церквей мира[8].
Святыни храма
В храме Архангела Гавриила замечательны иконы в местном ряду иконостаса: Архангела Гавриила в серебряной ризе и икона Богоматери Благодатное Небо слева от Царских врат.
См. также
Напишите отзыв о статье "Меншикова башня"
Примечания
- ↑ Згура В.В. Старые Русские Архитекторы / П.П. Муратов. — Москва-Петроград: Государственное издательство, 1923. — С. 6-7. — 64 с. — (Искусство).
- ↑ [www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?did=417&sid=299 Исторический обзор] Православие.Ру
- ↑ Святыни древней Москвы. М., 1993, стр. 82.
- ↑ [www.sedmitza.ru/text/656478.html Подворье Антиохийской Православной Церкви в Москве]
- ↑ [www.pravoslavie.ru/jurnal/culture/svmos-archangelgavriil.htm Московская церковь св. Архангела Гавриила] Православие.Ру
- ↑ Москва съ ея святынями и священными достопримѣчательностям. М., 1888, стр. 117.
- ↑ ЖМП. 1948, № 9, стр. 65.
- ↑ ЖМП. 1948, № 8, стр. 67.
Литература
- Памятники архитектуры Москвы. Белый город. — Москва: Искусство, 1989. — С. 245—251.
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=5vdNPMRk3kk «Облюбование Москвы. Меншикова башня.» — авторская программа Рустама Рахматуллина]
- [sobory.ru/article/index.html?object=02179 Детальные виды храма]
Рекорды
| ||||||
Отрывок, характеризующий Меншикова башня
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
