Блисс, Люсиль
Поделись знанием:
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
| Люсиль Блисс | |
| Lucille Bliss | |
 В феврале 2007 года | |
| Имя при рождении: |
Люсиль Тереза Блисс |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: |
актриса |
| Карьера: |
1950—2007 |
| Награды: |
Молодой актёр (2000) |
Люсиль Блисс (англ. Lucille Bliss; 31 марта 1916 — 8 ноября 2012) — американская актриса кино, телевидения и озвучивания. В течение двух лет озвучивала Кролика-крестоносца — первого в мире мульт-персонажа, созданного специально для телевидения.
Содержание
Биография
Люсиль Тереза Блисс родилась 31 марта 1916 года в Нью-Йорке. Карьеру начала на радио в Сан-Франциско в 1940-х годах. Впервые попробовала себя как актриса озвучивания, дав свой голос Анастасии Тремейн в полнометражном мультфильме «Золушка», имевшем огромный успех[1]. После этого на протяжении 57 лет озвучивала различных персонажей мультфильмов и видеоигр, изредка появлялась в эпизодических ролях в фильмах и сериалах.
Люсиль Блисс скончалась 8 ноября 2012 года на 97-м году жизни[2] в больнице Mesa Verde Residential Care Center в городе Коста-Меса, штат Калифорния от пневмонии.
Награды
- 2000, 19 марта — Премия «Молодой актёр» за озвучивание в мультфильме «Золушка», в честь полувекового юбилея ленты[3].
- 2000 — Награда Уинзора Маккея (Winsor McCay Award) в рамках вручения кинопремии «Энни».
Избранные работы
Мультфильмы
- 1950 — Золушка / Cinderella — Анастасия Тремейн (в титрах не указана)
- 1950—1952 — Кролик-крестоносец / Crusader Rabbit — Кролик-крестоносец (в десяти эпизодах)
- 1958 — Спасти Робин Гуда / Robin Hoodwinked — мышонок Таффи
- 1961 — Сто один далматинец / One Hundred and One Dalmatians — певица в ТВ-рекламе (в титрах не указана)
- 1961 — Флинтстоуны / The Flintstones — Хьюго (в одном эпизоде)
- 1982 — Секрет крыс / The Secret of NIMH — миссис Фитцгиббонс
- 1982, 1984, 1986 — Смурфики / The Smurfs — Смурфетта (в трёх эпизодах)
- 2001, 2002, 2004, 2006 — Захватчик Зим / Invader Zim — мисс Биттерс (в четырнадцати эпизодах)
- 2005 — Роботы / Robots — Простушка
- 2005 — Дак Доджерс / Duck Dodgers — библиотекарь (в одном эпизоде)
- 2005 — Аватар: Легенда об Аанге / Avatar: The Last Airbender — Ягада (в двух эпизодах)
Фильмы и сериалы
- 1987 — Убийство / Assassination — Кроун
- 1988 — Прошлой ночью / The Night Before
- 1988 — Миля чудес / Miracle Mile — старушка в кафе
- 1991 — Медсёстры / Nurses — пациентка (в одном эпизоде)
- 1993 — Городские истории / Tales of the City — дама в автомобиле (в одном эпизоде)
- 1999 — Детектив Нэш Бриджес / Nash Bridges — Одри (в одном эпизоде)
Видеоигры
- 1995 — Space Quest 6: The Spinal Frontier — Шарпей / Уэйтрон
- 2002 — Star Wars: Bounty Hunter / Star Wars: Bounty Hunter — Розатта
Напишите отзыв о статье "Блисс, Люсиль"
Примечания
- ↑ Пэт Уильямс, Джеймс Денни, Джим Денни.[books.google.ru/books?id=lSJIngvkCsAC&pg=PA161&dq=Anastasia+%22Lucille+Bliss%22&ei=GZITSqj9AqKuzAS99oGjCw&redir_esc=y#v=onepage&q=Anastasia%20%22Lucille%20Bliss%22&f=false «How to Be Like Walt: Capturing the Magic Every Day of Your Life»] изд. HCI, 2004. Стр. 161
- ↑ [www.cartoonbrew.com/cartoon-culture/lucille-bliss-1916-2012-73144.html Lucille Bliss (1916-2012)] на сайте cartoonbrew.com, 10 ноября 2012
- ↑ [www.youngartistawards.org/noms21.htm Список номинантов и лауреатов премии «Молодой актёр», 1998-1999] на официальном сайте премии
Ссылки
- [www.emmytvlegends.org/interviews/people/lucille-bliss Интервью с Люсиль Блисс] на сайте emmytvlegends.org, 26 августа 2005. Видео 0:29:22
- [www.animationmagazine.net/top-stories/miss-blisss-wild-ride/ «Безумная поездка мисс Блисс»] на сайте animationmagazine.net
Отрывок, характеризующий Блисс, Люсиль
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
