Бразильский реал (старый)
| Реал | |||||
|---|---|---|---|---|---|
|
Real (порт.) | |||||
| |||||
| Коды и символы | |||||
| Символы | $ • Rs • rs | ||||
| Территория обращения | |||||
| Эмитент |  Бразилия
| ||||
| Производные и параллельные единицы | |||||
| Кратные | мильрейс (1000) | ||||
| конто де рейс (1 000 000) | |||||
| Монеты и банкноты | |||||
| Монеты | 20, 40, 50, 100, 200, 300, 400, 500, 1000, 2000, 5000 реалов | ||||
| Банкноты | 1, 5, 10, 20, 50, 100, 200, 500, 1000 мильрейсов | ||||
| История | |||||
| Изъятие из обращения | 01.11.1942—01.6.1949 | ||||
| Валюта-преемник | крузейро | ||||
| Производство монет и банкнот | |||||
| Монетный двор | Монетный двор Бразилии | ||||
| [www.casadamoeda.gov.br www.casadamoeda.gov.br] | |||||
 Реал на Викискладе
| |||||
Реал, рейс (порт. real, мн.ч. réis) — денежная единица Бразилии до 1942 года.
Во множественном числе португальское слово real ранее имело форму réis (современная форма — reais). В связи с тем, что в Бразилии до 1942 года не использовались монеты и банкноты малых номиналов (минимальный номинал выпускавшихся монет — 5 реалов), во многих источниках говорится о том, что официальной валютой Бразилии до 1942 года был «рейс».
История
Бразилия была открыта в 1500 году Педру Алваришом Кабралом, в 1530 году началась её колонизация. В течение длительного времени в обращении использовались все монеты, которые попадали на её территорию, в основном это были монеты, чеканившиеся в испанских американских колониях. В связи со значительным дефицитом монеты законным платёжным средством объявлялись сахар, какао, табак, пряности и хлопок. Африканские рабы использовали в качестве денег раковины моллюсков «зимбо»[1].
В 1640 году была расторгнута Иберийская уния и восстановлена независимость Португалии, владением которой была Бразилия. С 1642 года на испанские монеты начали наноситься надчеканки с номиналом в реалах[2][3].
В 1640—1650 годах чеканились монеты Голландской Бразилии в гульденах и стюверах — первые монеты, чеканившиеся на территории современной Бразилии. В 1654 году голландцы были вытеснены с территории Бразилии, чеканка этих монет прекращена[4].
Первый португальский монетный двор на территории Бразилии был открыт в 1694 году в Баие.
Выпуск бумажных денег начат в 1771 году, в виде обязательств Генеральной администрации бриллиантов (порт. Administração Geral dos Diamantes)[5].
В 1808 году был основан Банк Бразилии, получивший право эмиссии банкнот. Это был не только первый бразильский банк, но и первый португальский банк. В Бразилии в то время находился королевский двор, вынужденный покинуть Португалию во время наполеоновских войн. Банк начал выпуск банкнот в 1810 году.
В 1822 году была провозглашена независимость Бразилии. Бразильская финансовая система окончательно отделилась от португальской.
В связи с обесценением реала для счёта крупных сумм применялись кратные счётные единицы — мильрейс (порт. mil réis, 1000 реалов) и конто де рейс (порт. conto de réis, 1 000 000 реалов). Номинал на банкнотах последних выпусков (образца 1910, 1923 и 1926 годов) указывался только в мильрейсах[6].
Декретом от 5 октября 1942 года с 1 ноября того же года была введена новая денежная единица — крузейро. Реалы обменивались на крузейро в соотношении 1000:1 до 1 июня 1949 года.
Напишите отзыв о статье "Бразильский реал (старый)"
Примечания
- ↑ [goodcoins.su/coins/coin-usa-ug.htm Монеты Южной Америки], сайт «Коллекционер антиквариата»
- ↑ [www.bcb.gov.br/ingles/album-i/p5.asp The History of Money in Brazil], сайт Центрального банка Бразилии (англ.)
- ↑ Bruce, 2008, pp. 152-154.
- ↑ Bruce, 2008, pp. 152.
- ↑ Cuhaj, 2008, pp. 141.
- ↑ Cuhaj, 2008, pp. 151-154.
Литература
- Bruce C.R., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1601—1700. — 4-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1439 с. — ISBN 978-0-89689-708-3.
- Cuhaj G.S. Standard Catalog of World Paper Money. General Issues 1368—1960. — 12-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1223 с. — ISBN 978-0-89689-730-4.
|
Это заготовка статьи о Бразилии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Бразильский реал (старый)
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…
Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
