Надчеканка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Надчеканка, надчекан или контрмарка — нанесение определенного клейма на монету с целью подтверждения её подлинности, продление хождения или обозначение иной смысловой нагрузки.

Надчеканы на монету делались с давних времен. В современных экономических условиях обычно официальный надчекан не производится.

Разделяют надчекан места и надчекан времени. Надчекан места устанавливает "границы" обращения монеты.

Надчекан времени устанавливает срок обращения монеты.

Надчеканы можно условно разделить на следующие группы:





Надчекан уполномоченных органов власти

Для различных целей официальными властями устанавливались правила надчекана на монетах. Например, после денежной реформы Алексея Михайловича на ефимках ставились клейма, характеризующие возможность использования данной монеты в качестве денег на территории Руси.


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Системный надчекан (частный)

В XVIII—XIX веках очень популярно было коллекционирование монет и медалей. Некоторые известные коллекционеры знатного рода изготовляли собственные клейма и ставили их на монеты из собственного собрания, тем самым «показывая» принадлежность данного экземпляра к собственной коллекции.

Несмотря на то, что подобные клейма фактически портили сам экспонат из коллекции, явление было настолько массовым, что клейма именитых коллекционеров изучались и систематизировались.

Несистемный надчекан

Встречаются монеты с несистемным надчеканом — механическое повреждение монет, проба использование инструментов, например ювелирных клейм. Монета, в том числе серебряная, подходит в качестве материала для анализа работы механизмов, изображения проб и т. д.

Фантастический надчекан

В качестве примера можно привести восьмиугольное клеймо, которое наносилось на серебряные рубли и полтинники с портретом Николая II, с надписью «Низложенiе дома Романовыхъ. Мартъ 1917». Эти фальсификации появились около 1930 года[1].

Напишите отзыв о статье "Надчеканка"

Примечания

  1. Спасский, 1962, «[www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky75.htm Распространенные заблуждения. Подделки]».

Источники

  • Фенглер Х., Гироу Г., Унгер В. Словарь нумизмата: Пер. с нем. – М.: Радио и связь, 1982. – 328 с., ил.
  • Зандер Рандольф. Серебряные рубли и ефимки Романовской России 1654-1915. Исторический обзор и заметки о характерных разновидностях рублевых монет. Перевод на русский язык ОДИГИТРИЯ. Киев; полиграфкомбинат «Украiна», 1998. – 207 с.
  • Северин Г.М. Серебряные монеты Российской Империи. 1682-1801. Собрание всех известных типов и разновидностей с иллюстрациями на 48 вклейках. Пер. с англ. – М.: Профиздат, 2001. – 160 с., ил.
  • Спасский И.Г. [www.arcamax.ru/books/spassky01/spassky01.htm Русская монетная система. Место и значение русской монетной системы в мировом денежном хозяйстве]. — Л., 1962.
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Надчеканка

– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.