Брауншвейгское семейство

Брауншвейгское семейство (Мекленбург-Брауншвейг-Романовы) — традиционное название семейства Антона Ульриха Брауншвейгского и Анны Леопольдовны после свержения их сына Ивана Антоновича с российского престола в ходе дворцового переворота 25 ноября 1741 года. Принадлежало к вольфенбюттельской ветви брауншвейгского рода Вельфов, одного из знатнейших и древнейших в Европе.

Содержались в Холмогорах. По настоянию русского правительства из пятерых детей Антона и Анны ни один не вступил в брак и не оставил потомства.

Члены

1. Антон Ульрих Брауншвейгский
2. Анна Леопольдовна
   1. Иван VI Антонович (12 августа 1740 — 5 июля 1764)
   2. Екатерина Антоновна (15 июля 1741 — 9 апреля 1807)
   3. Елизавета Антоновна (декабрь 1743 — 20 октября 1782). Родилась в ссылке.
   4. Пётр Антонович (19 марта 1745 — 20 января 1798). Родился в ссылке.
   5. Алексей Антонович (7 марта 1746 — 22 октября 1787). Родился в ссылке.

Первые годы ссылки

В первые дни после захвата власти Елизаветой Петровной её сторонники не знали, что делать с «брауншвейгцами». Поначалу их хотели выслать обратно в Европу (эта версия была публичной и объявлена народу в манифесте Елизаветы, объяснявшем её права на престол), для чего 12 декабря всё семейство было препровождено в Рижский замок. Там, однако, они были задержаны в течение целого года. Во всех злоключениях за своими бывшими покровителями следовали фрейлина Юлиана Менгден и полковник Геймбург, адъютант принца Брауншвейгского.

Всё это время при петербургском дворе пытались определить их дальнейшую судьбу. Влиятельный маркиз де Шетарди настаивал на ссылке в самые глухие места России. Чашу весов в сторону этого мнения склонил заговор камер-лакея Турчанинова, который замышлял устранить Елизавету Петровну и освободить Ивана Антоновича из темницы.

В декабре 1742 года Анна Леопольдовна с родными была переведена в крепость Дюнамюнде, где у неё родилась дочь Елизавета. В январе 1744 года всё семейство перевезли в Рязанскую губернию для заключения в Раненбургской крепости. Однако уже в июле барон Корф привёз в Раненбург указание везти брауншвейгское семейство в Архангельск для последующей переправы в Соловецкий монастырь. При этом Геймбургу и Менгден было запрещено следовать за ними.

В Холмогорах

Несмотря на болезнь и осеннюю распутицу, бывшая правительница была отправлена на север. Из-за льдов о переправе на Соловки нечего было и думать. Брауншвейгское семейство поселили под крепким караулом в архиерейском доме при Холмогорском соборе, который был обнесён высоким тыном. Это здание сохранилось до наших дней. Бывшего императора изолировали от родителей. Единственные их развлечения в это время — прогулки по саду и на карете в пределах 200 сажен от дома.

Во время заключения в Холмогорах у Анны Леопольдовны родились сыновья Петр (19 марта 1745 года) и Алексей (27 февраля 1746 года). Сведения о рождении новых принцев не разглашались. После рождения Алексея она заболела родильной горячкой и умерла на 28 году жизни. Комендант Холмогорской тюрьмы майор Гурьев, следуя инструкции, отправил тело бывшей правительницы в столицу, где оно с почестями было погребено в Александро-Невской лавре.

Заключение брауншвейгских принцев в Холмогорах было полно лишений; нередко они нуждались в самом необходимом. Для наблюдения за ними был определен штаб-офицер с командой; прислуживали им несколько мужчин и женщин из простого звания. Всякое сообщение с посторонними было им строго воспрещено; один лишь архангельский губернатор имел повеление навещать их по временам, чтобы осведомляться об их состоянии. Воспитанные вместе с простолюдинами, дети Антона Ульриха не знали другого языка, кроме русского. На содержание Брауншвейгской фамилии, на жалованье приставленным к ним людям, также на ремонт дома, который они занимали, не было назначено определённой суммы; но отпускалось из архангельского казначейства от 10 до 15 тысяч рублей ежегодно.

При Екатерине II

В 1756 г. Иван Антонович был тайно перевезен в Шлиссельбургскую крепость. Настоящее имя «безымянного колодника» было скрыто даже от коменданта крепости. Охраной узника занималась непосредственно Тайная канцелярия. После упразднения этого ведомства содержание бывшего императора было поручено курировать Н. И. Панину. И Пётр III, и Екатерина II приезжали в крепость посмотреть на «соперника». После каждого визита его изоляция от окружающего мира только усиливалась.

В 1764 г. при попытке освободить Ивана Антоновича, предпринятой подпоручиком Василием Мировичем, таинственный узник был убит. Его тело захоронили в неустановленном месте. Ряд историков считает, что попытка освобождения была подстроена с целью устранить наиболее опасного конкурента Екатерины II, узурпировавшей российский престол, не имея никаких прав на него. Через 10 лет в Холмогорах умер фельдмаршал Антон Ульрих, к тому времени окончательно ослепший. Екатерина предлагала ему вернуться на родину, оставив детей в России; но он неволю с детьми предпочёл одинокой свободе.

В Дании

Наконец, 18 марта 1780 года Екатерина II завязала переписку с датской королевой Юлианой Марией, сестрой покойного Антона Ульриха, относительно возможности переезда её племянников из России в Данию. Императрица желала поселить опасное для неё семейство в самом глухом месте принадлежавшей датчанам Норвегии. Датские корреспонденты однако убедили её, что в Норвегии нет такого обитаемого места, которое не имело бы порта и не было бы при море. Поэтому было решено перевезти детей Антона Ульриха внутрь Ютландии, в уезд, равно удалённый и от моря, и от больших дорог. Небольшой город Горсенс избран был для их пребывания, и король датский купил там для родственников два дома. Во избежание появления конкурирующей династической линии предполагалось запретить узникам вступать в брак.

Приготовления к переезду велись тайно через канцелярию статс-секретаря Безбородко. Губернатор А. П. Мельгунов посетил брауншвейгцев в Холмогорах; из его описания известна их внешность. В ночь на 27 июня 1780 года они были перевезены в Новодвинскую крепость, а в ночь 30 июля на фрегате «Полярная звезда» принцы и принцессы отплыли от берегов России, щедро снабженные одеждой, посудой и прочими необходимыми вещами. Для содержания их в Горсенсе Екатерина II назначила каждому из них пожизненную пенсию в 8000 рублей. Эта сумма выдавалась от русского двора полностью по 1807 год, то есть до кончины последней представительницы этого семейства.

В августе 1803 года Екатерина Антоновна прислала Александру I письмо, написанное собственноручно на плохом, безграмотном русском языке. Она умоляла забрать её в Россию, домой. Она жаловалась, что датские слуги, пользуясь её болезнями и незнанием, грабят её. «Я плачу каждый день, — заканчивала письмо Екатерина, — и не знаю, за что меня послал сюда Бог и почему я так долго живу на свете. Я каждый день вспоминаю Холмогоры, потому что там для меня был рай, а здесь — ад». Ответа на письмо не последовало.

Литература

• Левин Л. И. Российский генералиссимус герцог Антон Ульрих (История «Брауншвейгского семейства в России»). — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», 2000. — ISBN 5-86789-120-8.
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1349Polenov.htm Поленов В.А. Отправление Брауншвейгской фамилии из Холмогор в датские владения. (Извлечено из подлинных бумаг, хранящихся в государственном архиве министерства иностранных дел). / Публ. Д.В. Поленова // Русская старина, 1874. – Т. 9. - № 4. – С. 645-666.]

Ссылки

• [memoirs.ru/rarhtml/1352Grot.htm Грот Я.К. Дети правительницы Анны Леопольдовны в Горсенсе. Рассказ по датским известиям // Русская старина, 1875. – Т. 12. – № 4. – С. 761-768.]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/1410Iosif.htm Иосиф, архим. Дети правительницы Анны Леопольдовны. 1740-1807 гг. / Записал Д.Н. Бантыш-Каменский, сообщ. А.А. Куник // Русская старина, 1873. – Т. 7. - № 1. – С. 67-73.]

Отрывок, характеризующий Брауншвейгское семейство

PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.