Бредихин, Николай Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Бредихин Николай Алексеевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Алексеевич Бредихин
Дата рождения

5 октября 1917(1917-10-05)

Место рождения

Щигры, Курская область

Дата смерти

7 июля 1966(1966-07-07) (48 лет)

Место смерти

Курск

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

бронетанковые войска

Годы службы

19431945

Звание

Часть

62-я гвардейская танковая бригада

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Николай Алексеевич Бредихин (19171966) — старшина Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).



Биография

Николай Бредихин родился 22 сентября (по новому стилю — 5 октября) 1917 года в слободе Сныткино (ныне — в черте города Щигры Курской области) в крестьянской семье. С 1930 года вместе с семьёй проживал в Щиграх. Окончил семь классов железнодорожной школы, затем шофёрские курсы при ремесленном училище на механическом заводе, работал водителем в земледельческом техникуме. В 1943 году был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Прошёл подготовку как механик-водитель танка, после чего был направлен на фронт Великой Отечественной войны. К январю 1945 года гвардии старшина Николай Бредихин был механиком-водителем танка 62-й гвардейской танковой бригады 10-го гвардейского добровольческого танкового корпуса 4-й танковой армии 1-го Украинского фронта. Отличился во время освобождения Польши[1].

13 января 1945 года во время форсирования реки Чарна Нида Бредихин первым в своём подразделении вброд пересёк реку. Умело маневрируя, используя рельеф и естественные укрытия, Бредихин обеспечил экипажу танка успешное выполнение боевой задачи. В бою танкистами были уничтожены 5 танков «Тигр» и «Пантера», 1 САУ «Фердинанд», 2 БТР, 21 автомашину и более 70 вражеских солдат и офицеров. Своими действиями танкисты обеспечили успех переправы всей бригады. 24 января 1945 года во время боя за переправу через Одер Бредихин одним из первых вывел свой танк к реке в районе города Штейнау (ныне — Сьцинава, Польша). Прорвавшись через мост на западный берег, Бредихин спас мост от подрыва, что позволило продвинуть основные силы танкового батальона. В бою был ранен, но поля боя не покинул[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1945 года за «образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и геройство в боях с немецкими захватчиками» гвардии старшина Николай Бредихин был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 7381[1].

В 1945 году вступил в ВКП(б). После окончания войны Бредихин был демобилизован, после чего вернулся на родину. Работал в ГАИ Курской области на должности старшего инспектора дорожного надзора. 7 июля 1966 года Бредихин умер от последствий фронтовых ранений. Похоронен в Курске на Никитском кладбище[1].

Был также награждён орденами Красного Знамени и Отечественной войны 1-й степени, а также рядом медалей[1].

Напишите отзыв о статье "Бредихин, Николай Алексеевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5572 Бредихин, Николай Алексеевич]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Добровольцы Урала. 2-е изд., доп. Свердловск, 1980.

Отрывок, характеризующий Бредихин, Николай Алексеевич

После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.