Вардзиа

Монастырь
Вардзиа ვარძია
Монастырь Вардзиа, вид с колокольни
Страна	Грузия
Конфессия	Православие
Тип	мужской
Дата основания	XII-XIII века
Статус	действующий монастырь

Ва́рдзиа (груз. ვარძია) — пещерный монастырский комплекс XII—XIII веков на юге Грузии, в Джавахетии. Выдающийся памятник средневекового грузинского зодчества. Расположен в Аспиндзском районе края Самцхе-Джавахети, в долине реки Кура (Мтквари), примерно в 100 км к югу от города Боржоми, вблизи одноименного села.

На протяжении 900 м вдоль левого берега Куры в отвесной туфовой стене горы Эрушети (Медвежья) высечено до 600 помещений: церквей, часовен, жилых келий, кладовых, бань, трапезных, казнохранилищ, библиотек. Помещения комплекса уходят на 50 метров вглубь скалы и поднимаются на высоту в восемь этажей. Сохранились потайные ходы, связывавшие помещения, остатки водопровода и оросительной системы.

В центре монастыря расположен главный храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. Храм зального типа перекрыт коробовым сводом (на подпружных арках) и украшен пилястрами, на стенах — уникальные фресочные росписи (в том числе изображения царя Георгия III и царицы Тамар, 1180-е гг., мастер Георгий). Большую историко-художественную ценность имеют фрески Успения Божией Матери, Вознесения Господня и Преображения Господа нашего Иисуса Христа.

Ансамбль монастыря Вардзиа был создан в основном в 1156—1205 гг., в правление Георгия III и его дочери царицы Тамары. Расположенный на юго-западной границе Грузии, монастырь-крепость перекрывал ущелье реки Куры от вторжения иранцев и турок с юга. В ту пору все помещения монастыря были скрыты скалой, с поверхностью их соединяли лишь три подземных хода, через которые крупные отряды воинов могли появиться совершенно неожиданно для неприятеля. В 1193—1195, во время войны с турками-сельджуками, царица Тамара находилась со своим двором в Вардзиа.

Народная этимология объясняет происхождение названия «Вардзиа» следующей легендой. Однажды, когда царица Тамара была ещё маленькой девочкой, она играла со своим дядей в пещерах тогда ещё недостроенного монастыря. В какой-то момент мужчина потерял ребёнка из виду в лабиринтах пещер, и тогда малолетняя Тамара крикнула: «Я здесь, дядя!» (груз. «აქ ვარ, ძია», «Ак вар, дзиа!»). Царь Георгий III повелел сделать восклицание своей дочери названием монастыря.

В 1283 в Самцхе произошло крупное землетрясение, в результате которого от скалы отделился и упал в Куру пласт породы толщиной до 15 метров. До двух третей комплекса было разрушено или сильно повреждено, многие помещения обнажились. Таким образом, Вардзиа утратил оборонное значение. В конце XIII — начале XIV веков, в правление самцхийского князя Беки Джакели, монастырь восстанавливался и достраивался; в частности, снаружи была построена колокольня.

В 1551 монастырь был захвачен и частично разрушен войсками персидского шаха Тахмаспа, а в конце XVI века захвачен турками. Турецкие воины заживо сожгли больных и обессиленных монахов прямо в помещении главного храма монастыря. Этот акт жестокости и варварства способствовал, однако, сохранению уникальных фресок храма — они были законсервированы под толстым слоем копоти. Впоследствии слой копоти рос благодаря кострам турецких пастухов, укрывавшихся зимой в пещерах монастыря.

В 1828 Джавахетия была освобождена от турок русскими войсками. Спустя некоторое время православными греками в Вардзиа была возобновлена монастырская жизнь.

В советскую эпоху монашество в Грузии было упразднено; в 1938 комплекс Вардзиа был объявлен музеем-заповедником. В 1980-е Патриарх-Католикос Грузии Илия II начал борьбу за возрождение монашеской жизни в Вардзиа. В конце 80-х он отслужил в монастыре первую Божественную Литургию. Ныне Вардзиа является действующим монастырём, хотя братия куда менее многочисленна, нежели в прежние века.

В сентябре 2004 Министерством культуры, охраны памятников и спорта Грузии был проведён комплекс работ по реабилитации монастырского комплекса: восстановление отводящих систем, очистка верхней скалы комплекса, заполнение опасных трещин и остановка процесса их расширения, восстановление подпорок, удерживающих камни.

В настоящее время пещерный монастырь Вардзиа является одной из главных туристических достопримечательностей южной Грузии. В 2005 был поставлен вопрос о включении комплекса в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

В окрестностях Вардзии есть еще много других пещерных городов, ведь это место считалось священным издревле. Кроме пещерных городов, на возвышенностях, можно найти множество мегалитических построек, например рядом с селением Суло есть сразу три мегалитические постройки, а выше в горах, древнейшие мегалитические крепости Абули и Шаори. Есть еще Мгелис-Цихе (Волчья крепость), но она находится на турецкой стороне. Из пещерных городов, особо интересен Ванис Квабеби (Ванские пещеры), который, по неподтвержденным, но вполне вероятным данным, связывал с Вардзией 3-х километровый подземный проход. Вероятно, он обвалился в результате землетрясения.

Ссылки

• [za7gorami.ru/f/vardziya Вардзиа: транспорт, проживание, маршруты]
• [travelgeorgia.ru/238/ Вардзиа, описание]
• [medituria.ru/dostoprimechatelnosti/dostoprimechatelnosti-gruzii/vardziya-peshhernyj-gorod-s-moshhnoj-energetikoj/ Вардзиа - пещерный город]

См. также

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Вардзиа
• Ванис Квабеби
• Давидо-Гареджийский монастырский комплекс

Отрывок, характеризующий Вардзиа

Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.