Вейль, Жанна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жанна-Клеманс Вейль
Jeanne Weil
Госпожа Пруст в молодости
Дата рождения:

1849(1849)

Дата смерти:

1905(1905)

Место смерти:

Париж </br>Франция

Отец:

Нате Вейль

Мать:

Адели Бернкастель

Супруг:

Адриан Пруст

Дети:

Марсель Пруст</br>Робер Пруст

Жанна-Клеманс Вейль (фр. Jeanne Weil; 18491905) — мать Марселя Пруста, прототип матери из его серии книг «В поисках утраченного времени».





Вейли

Внучка еврея Баруха Осиля, выходца из Эльзаса, владельца фарфоровой фабрики под Парижем.[1]

Дочь Нате Вейля (18141896) и Адели Бернкастель (18241890). Нате, как его родной брат Лазарь (Луи) Вейль (18161896), был известным финансистом. Среди их родственников был Адольф Кремье (17961880).

У Жанны был родной брат Жорж Вейль (18471906).[2]

Биография

3 сентября 1870 года Жанна Вейль вышла замуж за доктора Адриана Пруста. Супруги сняли квартиру недалеко от церкви Мадлен в Париже. Осада города заставила доктора Пруста увезти беременную жену к её дяде Луи Вейлю в Отёй (фр. Auteuil), пригород Парижа.[1]

Дом Луи Вейля был окружен большим садом (он описан у Пруста), тогда как дом в Иллье такого роскошного сада не имел. Эти два дома, где писатель провел многие дни и месяцы в детстве, соединились в один, ставший домом в Комбре (фр. Combray).[2]

В Отёе 10 июля 1871 года родился Марсель Пруст. Роды прошли благополучно, но ребенок появился на свет слабым, поэтому крестили его лишь 5 августа, по католическому обряду, и нарекли Марселем-Валантеном-Луи-Эженом-Жоржем.

24 мая 1873 года в Отёе родился второй сын, Робер Пруст (18731935), ставший впоследствии, как и отец, известным медиком. В августе 1873 года семья Прустов перебралась в Париж и поселилась на бульваре Мальзерб, где прожила до 1900 года.[2]

Напишите отзыв о статье "Вейль, Жанна"

Литература

Ссылки

  1. 1 2 [www.powells.com/review/2008_03_13.html Madame Proust: A Biography]
  2. 1 2 3 Пруст Марсель. В поисках утраченного времени. Т.1. По направлению к Свану М. Крус 1992 г. 379 с.

Отрывок, характеризующий Вейль, Жанна

Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.