Великий трек

Великий трек (африк. Die Groot Trek) — переселение потомков голландских колонистов (буров) в центральные районы Южной Африки, приведшее к созданию двух республик — Южно-Африканской республики (Трансвааля) и Оранжевого Свободного Государства.

Предыстория

Ещё с конца XVII века сформировалось движение «трекбуров», то есть буров-кочевников или буров-переселенцев, которые, стремясь уйти из-под власти Нидерландской Ост-Индской компании, стихийно переселялись на территории к востоку от Капской колонии. Нередко, не имея возможности сразу найти подходящее место для поселения, они подолгу кочевали по разным регионам.

Причины

Конфликт между англичанами и бурами возник практически сразу же после того, как Великобритания первый раз захватила Капскую колонию Голландской Ост-Индской компании в 1795 году. Последующая политика английской колониальной администрации лишь усиливала недовольство среди буров. Англичане использовали для подавления восстания буров в восточных дистриктах Капской колонии в 1799 году части, сформированные из представителей «цветного» населения; в 1809 году была принята так называемая «Великая хартия готтентотов», по которой чернокожий слуга мог, хотя бы формально, предстать перед тем же судом, что и его белый господин; во второй половине 1820-х годов было отменено преподавание в школах на голландском языке и английский язык стал единственным государственным языком в колонии. К этому надо добавить финансовую реформу 1825 года, по которой обмен старых денег — риксдаллеров — проводился по грабительскому для фермеров курсу.

Но окончательный разрыв между англичанами и потомками голландских переселенцев произошёл в середине 1830-х годов. Английское правительство предприняло действия, которые подрывали жизненные устои буров. Во-первых, в 1834 году было отменено рабовладение. Во-вторых, английское правительство стало вступать в переговорные отношения с африканскими вождями по северной границе Капской колонии, что грозило её закрытием для их дальнейшей экспансии. Эти действия были восприняты бурами как покушение на их имущество и исконные права. В результате среди части буров созрело решение уйти из Капской колонии, ими же когда-то основанной.

Переселение

Массовый исход буров, вошедший в историю под названием «Великий трек», начался в 1835 году. Большинство переселенцев (треккеров) происходило из восточных дистриктов Капской колонии. С 1835 по 1845 год в переселении приняли участие около 15 тыс. человек. Буры, покинувшие пределы Капской колонии, получили название «фуртреккеров» или просто «треккеров».

Миновав территорию между реками Оранжевая и Вааль, и перейдя через Драконовы горы, группы треккеров ступили на земли зулусов, привлекавшие переселенцев свои мягким климатом, удобным выходом к морю, обширными пастбищами и плодородием. В 1837 году буры направили в лагерь правителя зулусов Дингаана (Дингане) послов во главе со своим лидером Питером Ретифом, чтобы добиться соглашения на поселение в этих землях. Однако переговоры закончились массовым избиением буров, в результате которого в общей сложности погибло более 300 буров, включая женщин и детей.

16 декабря 1838 года между десятитысячным войском Дингаана и несколькими сотнями бурских переселенцев во главе с Андрисом Преториусом произошла решающая Битва на Кровавой реке. Вооруженные огнестрельным оружием, треккеры с успехом отразили нападение зулусов и устроили настоящую «кровавую бойню», уничтожив более трёх тысяч из них. Потери же самих буров составили лишь несколько человек. С тех пор река Инкоме, воды которой после битвы буквально окрасились кровью зулусов, стала называться Кровавой. Сама эта победа была воспринята бурами как явное подтверждение милости к ним Всевышнего.

Дингане вынужден был пойти на подписание соглашения о мире 23 марта 1839 года. Зулусы отказывались от всех территорий к югу от реки Тугелы. На захваченных землях бурские переселенцы основали республику Наталь.

15 июля 1842 года Фольксраад Республики Наталь официально признал власть британской короны. 12 мая 1843 года Наталь был официально присоединён к Капской колонии.

Буры вынуждены были мигрировать на север и северо-запад, во внутренние районы Южной Африки, где создали два новых государственных образования: в 1852 году — Южно-Африканскую Республику (она также именовалась Трансвааль) со столицей в Претории, и в 1854 году — Оранжевое Свободное Государство со столицей в Блумфонтейне.

Итоги трека

Итогом Трека стало появление открытой и достаточно протяженной пограничной зоны, на территории которой долгое время никто не мог установить бесспорного политического контроля: ни треккеры, ни африканцы, ни британцы. В 1860—1870-е гг. вдоль этой границы непродолжительное время существовали буферные государства гриква — потомков смешанных браков между бурами и готтентотами, которые говорили на языке африкаанс, однако занимали пробританскую позицию. Экономический коллапс гриква привёл к аннексии их территорий британцами и к обострению приграничных конфликтов.

Как британские территории, так и бурские подвергались набегам со стороны африканских племён — зулусов, коса и др. Британцам удалось нанести аборигенам ряд существенных поражений, после чего они использовали их в своей борьбе против буров.

Переселение привело буров к их давней мечте — независимости, но лишь политической. Экономически республики буров ещё долго находились в зависимости от английских колоний.

Одним из непосредственных результатов Трека стала экономическая стагнация внутри общества переселенцев и культурное истощение региона. Подавляющее число треккеров занялись сельским хозяйством. Поскольку размер многих из ферм достигал 50-100 тыс. акров, бурами активно использовался труд батраков-туземцев и рабов. Вплоть до открытия на территории Трансвааля золота и начала промышленной разработки его залежей в 1880-е годы, бурские республики оставались патриархальными аграрными государствами с небольшим европейским населением. Белое население Трансвааля к концу XIX века составляло примерно 125 тысяч человек, а гражданами Оранжевого Свободного государства к тому времени являлись 30 тысяч буров.

Отрывок, характеризующий Великий трек

«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.