Владимирский собор 1274 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Владимирский собор 1274 года — архиерейский собор Русской Церкви, проведённый по инициативе митрополита Кирилла III в 1274 году во Владимире. Ряд исследователей считают, что это событие произошло в Киеве на год раньше [1]





Предыстория

В 1237—1241 Русь пережила монголо-татарское нашествие. В условиях тяжёлого кризиса церкви в 1243 году митрополитом стал Кирилл (ум. 1280). Стержнем его политики было признание власти монголов ради передышки, и в этом он был солидарен с Александром Невским. Митрополит в 1270 году обратился к деспоту (полунезависимому князю) из Болгарии Иакову Святославу и просил его прислать славянский список Кормчей, с толкованиями Зонары и Вальсамона, так как до этого на Руси ходил только славянский текст без толкований. Новая Кормчая были прислана. Это книга, переведенная около 1225 года в Сербии с греческого языка на церковнославянский, и её стали называть "Кормчая Саввы Сербского". В 1274 году (по некоторым данным в 1273) митрополит Кирилл созвал собор для устранения разногласий в церковном праве.

Участники

На соборе присутствовали следующие епископы: Далмат Новгородский, Игнатий Ростовский, Феогност Сарайский и Симон Полоцкий. Там же был поставлен епископом Владимирским архимандрит Серапион Печерский.

Решения

На этом соборе была признана в качестве собрания правил новая Кормчая книга, происхождение которой было описано выше. Также нам известно 9 определений собора против нестроений:

  • 1. Ограничена симония - поставление в сан «по мзде» , установлена фиксированная плата за рукоположение: по 7 гривен за поповство и дьяконство о обоих, оговариваются качества тех, кто собирается стать клириком (должны пройти испытания и быть старше 30 лет)
  • 2. Указывается совершать крещение только в три погружения и запрещается смешивать миро и елей при миропомазании;
  • 3. Говорится о распространении обычая кулачных боев в праздники
  • 4. Перечисляются нарушения в чине проскомидии, которые имели место в некоторых храмах
  • 5. Говорится о пьянстве клириков и мирян в период «от святыя недели вербныя до всех святых» (в день Вербного Воскресения)
  • 6. Запрещается освящать «кубок за мертвых» диаконам или простым служкам
  • 7. Говорится о языческом обычае водить невест к воде
  • 8. О распространении «дионусова праздника», или «русалии» в Великую субботу (массовые оргии и языческие пляски)
  • 9. О кресте и святой воде.

Значение

Собор способствовал упрочнению церковной дисциплины, уточнению церковной практики.

Напишите отзыв о статье "Владимирский собор 1274 года"

Примечания

  1. Ивакин Г. Киев в XII-XV веках – Киев, «Наукова думка», 1982 – с.22

Источники

  • [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/65-1-0-21 Безгодов А.А. Митрополит Кирил и Владимирский Собор 1274 года]
  • Колобанов В.А. К вопросу об участии Серапиона Владимирского в соборных "деяниях" 1274 г. // Труды Отдела древнерусской литературы. М.-Л., 1960. Т. 16.
  • Лаушкин А.В. Митрополит Кирилл II и осмысление ордынского ига во второй половине XIII века // Богословский сборник. М., 2002. Вып. 10.
  • Мелентьев Ф.И. "Правило" митрополита Кирилла и "Поучение к попом" // Макариевские чтения. Русь исконная - Русь крещеная: Материалы XIX Российской научной конференции, посвященной памяти святителя Макария. Можайск, 2012. Вып. 19.
  • Печников М.В. К изучению соборных правил 1273 г. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2009. № 4.

Отрывок, характеризующий Владимирский собор 1274 года

Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.