Толкачиков, Владимир Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Владимир Толкачиков»)
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Толкачиков
Имя при рождении:

Владимир Александрович Толкачиков

Место рождения:

Добрынское, Владимирская область, СССР

Профессия:

кинорежиссёр
сценарист.

Карьера:

1983 — наст. время

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Владимир Александрович Толкачиков — советский и российский актёр, кинорежиссёр и сценарист.





Биография

Родился 29 апреля 1959 года в селе Добрынское Владимирского района, Владимирской области.
В 1981 году окончил факультет радиотехники и электросвязи Минского радиотехнического института, по специальности радиоинженер.
С 1981 по 1983 год служил командиром взвода РЛС в Закавказском военном округе (гора Пирсагат, Грузия).
С 1983 года работал на киностудии «Беларусьфильм». Был ассистентом режиссёра на документальном фильме «Василь Быков. Восхождение» (режиссёр Виктор Дашук), на художественном фильме «Отступник» (режиссёр Валерий Рубинчик).
В 1989 году закончил Высшие курсы сценаристов и режиссёров, мастерская Владимира Меньшова.
За годы обучения снял короткометражную картину «Дьяволиада» по мотивам прозы Михаила Булгакова, фильм «Праздник», получивший приз «За поиск нового киноязыка» на кинофестивале в Киеве, первую в мире киноэкранизацию прозы Ивана Алексеевича Бунина «Несрочная весна» (фильм был признан лучшей работой киностудии «Беларусьфильм» за 1989 год).[1]
С 2000 года живёт и работает в Москве.

Фильмография

Актёрские работы

Режиссёрские работы

Короткометражные фильмы

Полнометражные фильмы

Написал сценарии

Напишите отзыв о статье "Толкачиков, Владимир Александрович"

Примечания

  1. [www.belarusfilm.by/studio/personas/2056/] Информация с сайта киностудии «Беларусьфильм»

Отрывок, характеризующий Толкачиков, Владимир Александрович

Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.