Волков, Александр Александрович (1901)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Волков Александр Александрович
Дата рождения

11 августа 1901(1901-08-11)

Место рождения

Елец,
Орловская губерния,
Российская империя

Дата смерти

8 сентября 1954(1954-09-08) (53 года)

Место смерти

город Муром,
Владимирская область, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Звание

полковник

Сражения/войны

Гражданская война в России,
Великая Отечественная война

Награды и премии

Алекса́ндр Алекса́ндрович Во́лков (19011954) — советский военачальник, полковник (1938, 1943).





Биография

Родился 11 августа 1901 года в городе Елец Орловской губернии. Русский.

Учился в Елецко-Павловской гимназии города Елец. В Красной армии — с марта 1918 года.

Гражданская война

Участник Гражданской войны — в марте 1918 года поступил курсантом на 27-е Орловские пехотно-пулеметные командные курсы, по окончании которых в октябре этого же года был оставлен на них командиром взвода. В составе отдельной бригады курсантов участвовал в подавлении антисоветского восстания в городе Ливны, в боях с деникинскими войсками под Орлом и с войсками Врангеля. В июле 1922 года был направлен на Туркестанский фронт, где воевал в Восточной Бухаре против Ибрагим-бека командиром роты и батальона в 7-м Туркестанском стрелковом полку 3-й Туркестанской стрелковой дивизии.

Межвоенное время

В ноябре 1924 года по причине заболевания малярией А. А. Волков был переведен в Западный военный округ, где служил командиром роты и батальона в 11-м стрелковом полку 4-й стрелковой дивизии (город Слуцк). С января 1929 года исполнял должность инструктора военной подготовки трудящихся в штабе Белорусского военного округа. С июля 1932 года служил командиром батальона, а с сентября 1936 — помощником командира 111-го стрелкового полка 37-й стрелковой дивизии (город Речица). В ноябре 1937 — сентябре 1938 годов проходил подготовку на курсах «Выстрел», после чего командовал 190-м стреловым полком 64-й стрелковой дивизии (город Смоленск). В сентябре 1939 года полковник А. А. Волков вступил в командование этой дивизией. Но уже 22 декабря 1939 года приказом НКО был отстранен от должности, снижен в воинском звании до майора и назначен командиром отдельного мотополка Калининского военного округа (город Великие Луки). С января 1940 года командовал батальоном курсантов, а с декабря этого же года исполнял должность начальника учебного отдела Лепельского пехотного училища.

Великая Отечественная война

Участник Великой Отечественной войны с самого её начала. В августе 1941 года был назначен командиром 998-го стрелкового полка 286-й стрелковой дивизии, формировавшейся в городе Череповец. С ней убыл на Ленинградский фронт и в составе 54-й отдельной армии участвовал в Синявинской оборонительной операции, в других боях с немцами. Хорошо проявил себя как командир полка и с июля 1942 года командовал 220-м запасным стрелковым полком 8-й армии Волховского фронта. В сентябре этого же года был освобожден от командования и зачислен в распоряжение Военного совета фронта. В январе 1943 года подполковник А. А. Волков был назначен заместителем командира 265-й стрелковой дивизии 8-й армии и участвовал с ней в операции по прорыву блокады Ленинграда. В ходе этой 27 января 1943 года был назначен командиром 286-й стрелковой дивизии. В июле-августе 1943 года за недостаточно четкое руководство дивизией в ходе Мгинской операции, был отстранен от командования и понижен в должности, став командиром 994-го стрелкового полка этой же дивизии. 25 октября 1943 года полковник Волков вновь стал командиром, уже 374-й стрелковой дивизии, которая 18 января 1944 года вошла в состав 54-й армии Волховского фронта и участвовала в Ленинградско-Новгородской наступательной операции. Однако Волков вновь не справился с управлением дивизии, за что был отстранен от должности. 25 марта 1944 года его назначили заместителем командира 56-й стрелковой Пушкинской Краснознаменной дивизии[1], которая до июля этого же года вела боевые действия в составе 67-й армии Ленинградского и 3-го Прибалтийского фронтов, затем была передана в 54-ю армию и позже — в 67-ю армию, участвуя в боях в Прибалтике. С 16 октября 1944 года по февраль 1945 года Волков был командиром 56-й стрелковой дивизии. 19 февраля дивизия в составе 1-й ударной армии перешла в наступление, 22 февраля Волков был ранен и до конца войны находился на лечении в госпитале.

После войны

В июне 1945 года Александр Александрович Волков, выйдя из госпиталя, был направлен в распоряжение Военного совета Приморской группы войск Дальневосточного фронта и в августе был допущен к командованию 335-й стрелковой дивизией 25-й армии. В ходе Советско-японской войны 1945 года дивизия под его командованием в составе 1-го Дальневосточного фронта участвовала во многих военных операциях. 25 сентября 1945 года полковник А. А. Волков был переведен на должность командира 386-й стрелковой дивизии Приморского военного округа, а 24 августа 1946 года — уволен в отставку по болезни.

Умер 8 сентября 1954 года в городе Муром Владимирской области. Жена — Нина Андреевна.

Награды

  • Награждён орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Кутузова 2-й степени и Отечественной войны 1-й степени, а также медалями «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», «За победу над Японией».

См. также

Источник

  • Комдивы, том 3. Москва, «Кучково поле», 2014.

Напишите отзыв о статье "Волков, Александр Александрович (1901)"

Примечания

  1. [www.pobeda1945.su/photo/18452/album/5004 56 Краснознаменная пушкинская стрелковая дивизия - командир, полковник Волков]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Волков, Александр Александрович (1901)

В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.