Хаг, Карл

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гааг Карл»)
Перейти к: навигация, поиск
Карл Хаг
нем. Carl Haag

Карл Хаг (нем. Carl Haag; 1820—1915) — немецкий живописец, ставший впоследствии подданным Великобритании; придворный живописец Саксен-Кобург-Гота.



Биография

Карл Хаг родился 20 апреля 1820 года в Королевстве Бавария в городе Эрлангене. Начав обучаться искусству рисования в Академии изобразительных искусств города Нюрнберга, он продолжил совершенствовать художественное мастерство в Мюнхенской и Римской Академиях художеств[1].

В 1847 году Хаг отправился в Англию и там посвятил себя акварельной живописи, в которой, согласно «ЭСБЕ», «мало-помалу, дошел до силы масляных красок»[1].

Помимо Италии Карл Хаг посетил Далмацию, Черногорию, Грецию, Палестину, Сирию, Египет и Шотландию. Из своих путешествий по этим странам он привёз богатый запас этюдов для своих последующих акварелей[1].

В конце XIX — начале XX века русский искусствовед Андрей Иванович Сомов, на страницах «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», оставил следующий отзыв о творчестве художника: «Произведения Г. имеют значительный интерес как в художественном, так в этнографическом отношении: они полны жизни, теплоты и характерности, отличаются мастерскою передачей светотени, но по композиции несколько театральны и манерны, что, однако, не мешает любителям искусства ценить их весьма высоко»[1].

Под конец своей профессиональной карьеры он, вскоре после объединения Германии и создания Германской империи, вернулся на родину, где и прожил последние годы жизни.

Карл Хаг умер 24 января 1915 года в городке Обервезель в земле Рейнланд-Пфальц.

Напишите отзыв о статье "Хаг, Карл"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Хаг, Карл

– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.