Гайдым, Иван Яковлевич

Иван Яковлевич Гайдым
Дата рождения	11 ноября 1916(1916-11-11)
Место рождения	деревня Писаревка, Альшеевский район, Башкортостан
Дата смерти	24 июня 1944(1944-06-24) (27 лет)
Место смерти	Шумилинский район,Витебская область, Белоруссия
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1936—1944
Звание
Сражения/войны	Советско-финская война, Великая Отечественная война
Награды и премии

Иван Яковлевич Гайды́м (1916—1944) — капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944).

Биография

Иван Гайдым родился 11 ноября 1916 года в деревне Писаревка (ныне — Альшеевский район Башкирии) в семье крестьянина. Окончил семь классов школы, работал трактористом в колхозе. В 1936 году Гайдым был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Участвовал в советско-финской войне. Демобилизовавшись, работал в милиции города Минска. 12 января 1942 года он был повторно призван в армию Марксштадтским районным военным комиссариатом Саратовской области. С февраля того же года — на фронтах Великой Отечественной войны. В 1942 году Гайдым окончил курсы политсостава, в 1943 году — курсы командиров рот. К июню 1944 года гвардии капитан Иван Гайдым командовал ротой 213-го гвардейского стрелкового полка 71-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта. Отличился во время освобождения Белорусской ССР.

22 июня 1944 года рота Гайдыма в бою у посёлка Шумилино Витебской области Белорусской ССР прорвала немецкую оборону и овладела деревней Ильницы, отбив две вражеские контратаки. 24 июня рота переправилась через Западную Двину и захватила плацдарм на её западном берегу. Немецкие войска неоднократно контратаковали, но, понеся сильные потери, были вынуждены отходить. В тот день в одном из боёв Гайдым погиб. Похоронен в деревне Загромадино Бешенковичского района Витебской области Белоруссии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1944 года за «умелое командование ротой и проявленные мужество и героизм в боях с немецкими захватчиками» гвардии капитан Иван Гайдым посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также был награждён орденами Ленина, Красной Звезды и Отечественной войны I степени, а также рядом медалей. В честь Гайдыма названа улица в посёлке Раевка.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Лицом на запад. — Уфа, 1972.
• Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. — Минск, 1984.
• Подвиги их — бессмертны. — Уфа: Китап, 2000.
• Славные сыны Башкирии. Книга 3. — Уфа, 1968.

Отрывок, характеризующий Гайдым, Иван Яковлевич

В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.