Гарри Каллахан

Запрос «Грязный Гарри» перенаправляется сюда; одноименном фильме см. Грязный Гарри (фильм).

Гарри Каллахан
Harry Callahan
На протяжении всей серии фильмов, один и тот же вопрос терзает самого Гарри и преступников, которых он преследует: остался ли последний патрон в барабане его «Магнума», и кому из них двоих повезёт — детективу с пустым (или почти пустым) револьвером, или преступнику, попавшему в его прицел…
Появления	Фильмы: Грязный Гарри Высшая сила Блюститель закона Внезапный удар Смертельный список Игры: Dirty Harry: The War Against Drugs Dirty Harry Dirty Harry
Создатель	Гарри Джулиан Финк Р. М. Финк
Исполнение	Клинт Иствуд
Информация
Прозвище	Грязный Гарри
Пол	мужской
Гражданство	США США
Национальность	американец
Род занятий	инспектор SFPD
Дата рождения	3 августа 1930, Потреро Хилл (Сан-Франциско)
IMDb	ID 0007342

Га́рольд Фрэ́нсис «Га́рри» Ка́ллахан (англ. Harold Francis «Harry» Callahan), более известный по своему прозвищу «Грязный Гарри» — вымышленный полицейский детектив из города Сан-Франциско. Олицетворяет собой образ профессионального детектива англосаксонского происхождения, средних лет, который в силу своих личностных качеств не может поладить ни с собственным начальством, ни с коллегами, но всегда и во всём привык полагаться на свой крупнокалиберный «Смит-Вессон». Имеет позывной «Инспектор 71».

Гарри презирает бюрократию в любом виде и связанную с ней бумажную возню, свято верует в убойную силу своего «Магнума» и жёсткие методы работы по отношению к преступникам, попутно игнорируя любые замечания о неоправданном применении силы, нарушении прав человека и прочие премудрости уголовно-процессуальной науки.

Характерной особенностью всех фильмов о приключениях Грязного Гарри является то, что по какой-то странной череде случайностей все его напарники оканчивают свою полицейскую службу либо на кладбище, либо на пенсии по состоянию здоровья, предварительно получив тяжкие увечья, прикрывая своего недружелюбного коллегу. Гарри Каллахан — наиболее архетипичный персонаж в жанре «мститель», который в той или иной степени повлиял на персонажей фильмов таких как Пол Керси и Мартин Риггс. Во всех фильмах пенталогии, выходившей на экраны в 1970—1980-х годах, воплощён киноактёром Клинтом Иствудом.

Биографическая справка

Гарри Каллахан родился 3 августа 1930 года в Потреро Хилл — рабочем пригороде Сан-Франциско. Рос он там же. По достижении призывного возраста был призван в ряды американской морской пехоты, где служил вместе со своим земляком Чарли Маккоем, с которым, после увольнения в запас, они вместе поступили на службу в полицию (и который также в итоге погиб, как и большинство напарников Каллахана).

Его военная служба в фильмах практически не упоминается, о ней напоминает лишь кружка с эмблемой Корпуса морской пехоты на его рабочем столе, поэтому достоверно неизвестно ни где именно он служил, ни в каком воинском звании он уволился. Обстоятельства его службы также неизвестны. Маккой лишь однажды обронил Каллахану, что: «Уж лучше бы мы с тобой остались в войсках… Ещё годков эдак на двадцать».

На момент событий первого фильма Каллахан, уже мужчина средних лет, трудится инспектором в управлении полиции Сан-Франциско (л/н 2211). Большую часть своей службы он прослужил в убойном отделе, расследуя тяжкие преступления — грабежи и убийства, хотя был определённый период в его трудовой биографии, когда за очередные препирательства с начальством он был переведён в ненавистную ему строевую часть и некоторое время исполнял обязанности кадровика, причём со свойственной ему бескомпромиссностью, однажды «завалив» вопросами во время собеседования кандидатку на службу в уголовном розыске, — Гарри убеждён что женщинам не место в полиции.

В то же самое время самого Иствуда порой называли «феминистом» за то, что он обязательно включал в сценарий образ «сильной женщины», независимо от того, была ли она напарницей его героя или стояла по другую сторону закона. Какое-то время Каллахан трудится в наружном наблюдении либо же просто «изгоняется» на время из города под каким-либо благовидным предлогом, якобы для проведения расследования, на самом же деле чтобы попросту не докучал своим присутствием и не мозолил глаза начальству. Хронически уставший и вечно злой на весь свет, Гарри многих допёк, и не только по месту своей работы. Им недовольны и в муниципалитете, и по месту жительства. Происхождение эпитета «грязный», который фактически заменил ему его настоящую фамилию, до конца не прояснено. Его напарник Френк Диджорджио, позже убитый бандитами, приоткрывает завесу тайны о происхождении его прозвища: «Гарри ненавидит всех — бриташек, ирландцев, евреев, зажравшихся макаронников, ниггеров, белых, китаёсов, продолжи список сам». Сам Гарри считает, что это прозвище прилипло к нему от того, что ему поручают любую грязную работёнку, которую он очень эффективно выполняет: статистика за пять фильмов — 43 убийцы обезврежены. Здесь следует отметить, что персонаж Грязного Гарри не обошла религиозная тематика. На фоне обезличенных и бесчеловечных изуверов-преступников Каллахан предстаёт неким библейским мстителем с весьма своеобразным представлением о справедливости.

О его семейной жизни известно немного. Его жена погибла в дорожно-транспортном происшествии ещё до событий, показанных в первом фильме. Ныне он обитает в сравнительно зажиточном районе Ноб Хилл (который многие горожане называют «Сноб» Хиллом, в силу того, что там живёт большинство городских бонз).

История создания персонажа

Поначалу роль была предложена Полу Ньюману, но для бьющегося за права человека Ньюмана это было чем-то немыслимым. Юниверсал рассматривал также кандидатуры Джона Уэйна, Марлона Брандо и Стива МакКуина. За бесперспективностью сценарий был продан студии Warner Bros, которые уже раструбили о выходе на экраны остросюжетной ленты с Фрэнком Синатрой в роли крутого детектива в замызганном плаще, но и тут возникла проблема — из-за старой травмы запястья Фрэнк уже не мог стрелять из 44-го «Магнума». В конце концов на роль Грязного Гарри был приглашён подающий большие надежды герой спагетти-вестернов Клинт Иствуд.

В образ вошло много от самого Иствуда, в частности неприятие общепринятых общественных и политических институтов. Характерно и то, что ряд трюков Иствуд выполнял самостоятельно. Кинокритик Полин Кэл имела смелость назвать Гарри в исполнении Иствуда фашистом, в отместку за это была зверски заколота героиня второго плана в одном из следующих фильмов, имеющая сходство с Кэл. Сам Иствуд неоднократно отмечал, что созданный им персонаж представляется ему самому во многом комичным. После выхода на экраны фильма «Смертельный список» (1988) Иствуд решил, что персонажу «пора на пенсию».

Персонаж имеет под собой реального прототипа, детектива Дэйва Тоски — руководителя следственной бригады по скандально известному делу «Зодиака». На этом сходство заканчивается, и все черты крутого полицейского являются творчеством создателей персонажа, главным образом — самого Иствуда.

Парадокс Грязного Гарри

		СРЕДСТВА
ЦЕЛИ		Строгое соблюдение процедуры (+)	Грязные методы (–)
	Строгое соблюдение процедуры (+)	A (+ +)	B (– +) «Парадокс Грязного Гарри»
	Грязные методы (–)	C (+ –)	D (– –)

«Парадокс Грязного Гарри» (англ. The Dirty Harry Problem) — этико-правовой парадокс из области уголовного права, впервые сформулированный в 1980 году американским правоведом, профессором уголовного процесса при Университете штата Делавэр Карлом Клокарсом на основе научного анализа событий одноименного фильма и заключающийся в научном подходе к проблеме установления пределов допустимости тех или иных средств в контексте достижения конечных целей в полицейской работе, с точки зрения как уголовной процедуры, так и обывательского подхода. Разбирается в ходе семинарских занятий со студентами американских юридических факультетов и курсантами полицейских академий.

Парадоксом это можно назвать весьма условно, так как для самого Гарри никакого парадокса никогда не возникало. Тем не менее, анализируя данный парадокс, можно прийти к однозначному выводу, что страж порядка очень часто оказывается в ситуациях, требующих принятия быстрого решения и выбора по меньшей мере из двух зол — между строгим соблюдением процедурных требований, что может помешать раскрытию/пресечению правонарушения, и «грязными» методами работы, что может помочь раскрыть/предотвратить правонарушение.

Не следует, однако, забывать, что ключевое слово в данном случае — «может». Отойдя от юридической стороны вопроса и вернувшись собственно к киноведческой, можно с уверенностью отметить тот факт, что в фильмах о приключениях Гарри Каллахана благие цели всегда достигаются только и исключительно «грязными» методами, чем подогревается неверие обывателя в эффективность существующих правовых институтов.

Литература

• Acker, James R. ; Brody, David C. The Law of Criminal Procedure: Of Means and Ends // [books.google.com.ua/books?id=imYbbmogXb8C&printsec=frontcover&hl=ru Criminal Procedure: A Contemporary Approach  (англ.)]. — 3rd edition. — Burlington, MA: Jones & Bartlett Publishers, 2012. — 650 p. — ISBN 978-0-7637-9520-7.
• Brunsdale, Mitzi M. Dirty Harry: The Vigilante Cop // [books.google.com.ua/books?id=p2zTtMxkExgC&printsec=frontcover&hl=ru Icons of Mystery and Crime Detection: From Sleuths to Superheroes  (англ.)]. — Santa Barbara, California: ABC-CLIO, 2010. — (Greenwood Icons Series). — ISBN 978-0-313-34530-2.
• Hoppenstand, Gary. Lethal Weapons: The Gun as Icon in the Popular Urban Vigilante Film // [books.google.co.uk/books?id=sSPILzc9rkcC&printsec=frontcover Beyond the Stars: The Material World in American Popular Film  (англ.)] / Edited by Paul Loukides and Linda K. Fuller. — Bowling Green, Ohio: Bowling Green State University Press, 1993. — P. 237. — 284 p. — (Beyond the Stars). — ISBN 0-87972-623-7.

Ссылки

• Гарри Каллахан (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Гарри Каллахан

– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.