Гейштор, Александр

Александр Гейштор
польск. Aleksander Gieysztor
Научная сфера:	медиевистика
Место работы:	Варшавский университет, Польская академия наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Варшавский университет
Известен как:	историк
Награды и премии:

Александр Гейштор (польск. Aleksander Gieysztor; 17 июля 1916, Москва — 9 февраля 1999, Варшава) — польский историк, медиевист, президент Польской академии наук.

Биография

Александр Гейштор родился в Москве, куда его семья (принадлежавшая к дворянам герба Гейштор) переехала из родной Белоруссии во время Первой мировой войны. С 1921 г. семья проживала в Варшаве.

Окончил исторический факультет Варшавского университета (1937). Принимал участие в сентябрьской кампании 1939 г. в качестве подхорунжего запаса. Во время нацистской оккупации Польши работал в Бюро информации и пропаганды главного командования Армии Крайовой, где был одним из руководителей отдела информации. Участвовал в Варшавском восстании 1944 года. Одновременно с подпольной деятельностью преподавал в Тайном университете, в 1942 защитил докторскую диссертацию.

С июля 1945 г. — адъюнкт Государственного института истории искусств и инвентаризации памятников. С сентября 1945 г. — адъюнкт, с 1949 г. — экстраординарный профессор средневековой истории Польши и вспомогательных исторических дисциплин Варшавского университета. До 1975 г. был директором Института истории Варшавского университета. С 1960 г. — ординарный профессор. Читал лекции в университете до конца жизни.

В 1964 г. Гейштор подписал письмо 34-х интеллектуалов председателю Совета министров Юзефу Циранкевичу, в котором содержался призыв к изменению польской культурной политики в соответствии с правами, закреплёнными в Конституции. После гонений на «подписантов» со стороны властей он подписал письмо в The Times, в котором говорилось, что в Польше нет политических репрессий и подвергалось критике Радио «Свободная Европа» (но не содержалось отказа от содержания предыдущего письма). Во второй половине 1970-х участвовал в деятельности организации оппозиционной интеллектуальной элиты Польское независимое соглашение.

Когда в январе 1971 г. было принято решение о восстановлении Королевского замка в Варшаве, Гейштор стал членом Гражданского комитета реконструкции. С 1971 — академик Польской академии наук. С 1975 г. — заместитель председателя комитета по реконструкции Королевского замка, был первым директором музея Королевского замка (до 1991 г.). Занимался научными проблемами истории замка, первые его публикации на эту тему относятся ещё к 1950-м годам.

С 12 декабря 1980 по 1984 г. и в 1990—1992 гг. — президент Польской академии наук. С 1986 г. являлся членом Консультативного совета при председателе Государственного совета Войцехе Ярузельском. В 1989 г. — участник Круглого стола («площадки» для диалога власти и оппозиции), официально в составе правительственной делегации, но одновременно пользовался и доверием представителей «Солидарности».

В 1986-1992 гг. — председатель Варшавского научного общества. В 1984 г. был членом Гражданского комитета празднования 40-летия Варшавского восстания. В 1994 г. был одним из основателей Пултуской академии гуманитарных наук, которая в 2002 г. была названа его именем.

9 февраля 1999 года скончался.

Труды

Автор более 500 публикаций, в том числе:

• Historia Polski (в соавторстве; 1947)
• Ze studiów nad genezą wypraw krzyżowych (1948)
• Zarys nauk pomocniczych historii (1948), книга, которой пользовались несколько поколений студентов.
• Zarys dziejów pisma łacińskiego (1972)
• Zamek Królewski w Warszawie (1973)
• Mitologia Słowian (1982)
• Dzieje Mazowsza do 1526 roku (в соавторстве с профессором Хенриком Самсоновичем)
• La Pologne et l’Europe au Moyen Age. Warszawa, P.W.N. Conférence au Centre Scientifique à¨Paris de l’Académie Polonaise des Sciences le 10 décembre 1962.
• Società e cultura nell’alto Medioevo Polacco. Ossolineum 1965. Conférence à l’Académie Polonaise des Sciences à Rome le 5 novembre 1963.

Публикации в России

• Варшавский университет : [К 150-летию университета. 1808 — 1818 — 1958 : Сб. ст.] / Под ред. А. Гейштора, М. Стшеменьского; пер. с польск. — Варшава: Arkady, 1960. — 96 с. — 550 экз.
• Гейштор А., Гербст С., Леснодорский Б. Тысячелетие истории Польши / Пер. с польск. — Варшава: Полония, 1959. — 109 с. || . — Варшава: Полония, 1964. — 111 с.
• Катынь : Пленники необъявленной войны : [Документы и материалы] / Рос. ред.: Р. Г. Пихоя (пред.) и др., пол. ред.: А. Гейштор (пред.) и др. — М.: Междунар. фонд «Демократия», 1999. — 604 с. — 2000 экз. — ISBN 5-89511-002-9.
• Гейштор А. Мифология славян = Aleksander Gieysztor. Mitologia Słowian. — М.: Весь Мир, 2014. — 384 с. — ISBN 978-5-7777-0581-5.

Награды и признание

• Командорский крест со звездой ордена Возрождения Польши (1993)
• Орден Белого Орла (1994)
• Государственная премия I степени (1986)
• Почётный гражданин Варшавы (1992) и Пултуска
• член многих академий наук и научных обществ разных стран мира
• Почётный доктор Сорбонны и Ягеллонского университета в Кракове, университета Адама Мицкевича и Люблинского католического университета

Ссылки

• [nauka-polska.pl/dhtml/raporty/ludzieNauki?rtype=opis&objectId=26712&lang=pl Основные работы]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Гейштор, Александр

– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.