Гераклит-парадоксограф
Поделись знанием:
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Гераклит-парадоксограф — два неизвестных античных автора, произведения которых ошибочно связаны с именем Гераклита, жившего в VI—V веках до н. э.
Первый из этих авторов составил в I веке «Гомеровские аллегории» («Гомеровские вопросы»)[1].
Второй жил не раньше III века[1]. Написал «Опровержение или исцеление от мифов, переданных вопреки природе» (для краткости пользуются названием «О невероятном», др.-греч. Περὶ ἀπίστων), в котором древнегреческие мифы опровергаются с позиции реализма и эвгемеризма.
Произведение «О невероятном» схоже с произведениями античных авторов под псевдонимом Палефат. И возможно основано на их полном не сохранившемся оригинале, который содержал несколько трактовок каждого мифа[1].
Напишите отзыв о статье "Гераклит-парадоксограф"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Ярхо, 1992.
Литература
- Гераклит-парадоксограф. [ancientrome.ru/antlitr/heracleitos/transl.htm Опровержение или исцеление от мифов, переданных вопреки природе] / Пер. с др.-греч., вст. статья и комм. В. Н. Ярхо // Вестник древней истории. — М. : Наука, 1992. — № 3.</span>
- В. Н. Ярхо. [ancientrome.ru/antlitr/heracleitos/intro-f.htm Вступительная статья]. — В: Опровержение или исцеление от мифов, переданных вопреки природе / Гераклит-парадоксограф ; Пер. с др.-греч., вст. статья и комм. В. Н. Ярхо // Вестник древней истории. — М. : Наука, 1992. — № 3.</span>
|
Это заготовка статьи по античной мифологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гераклит-парадоксограф
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
