Головин, Василий Степанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Степанович Головин
Дата рождения

27 февраля 1904(1904-02-27)

Место рождения

село Ермолино, Лысковский район, Нижегородская область

Дата смерти

28 февраля 1945(1945-02-28) (41 год)

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19261945 (с перерывом)

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Василий Степанович Головин (19041945) — капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).



Биография

Василий Головин родился 27 февраля 1904 года в селе Ермолино (ныне — Лысковский район Нижегородской области) в крестьянской семье. Окончил пять классов сельской школы, работал в колхозе. В 19261927 годах проходил службу в Рабоче-крестьянской Красной Армии, окончил там полковую школу младших командиров. После демобилизации проживал в Нижнем Новгороде, работал клепальщиком на заводе «Красное Сормово». В 1933 году окончил вечернюю совпартшколу, в 1939 году — курсы усовершенствования комсостава запаса. К началу войны Головин уже работал помощником начальника цеха питания завода «Красное Сормово». В июле 1941 года он повторно был призван в армию. С августа 1941 года он обучался на курсах политработников при Горьковском училище зенитной артиллерии, а с декабря того же года был курсантом военно-политического училища. С марта 1944 года — на фронтах Великой Отечественной войны. Участвовал в Одесской наступательной операции, освобождении Тирасполя, Ясско-Кишинёвской операции, освобождении Румынии. С сентября 1944 года капитан Василий Головин был заместителем командира 2-го батальона по политчасти 1052-го стрелкового полка 301-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии, в этом должности воевал на 3-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах. Отличился во время боёв на Магнушевском плацдарме[1].

14 января 1945 года, в первые часы наступления, батальон Головина захватил две линии траншей и село Выборув к западу от Магнушева. В тех боях Головин увлекал за собой бойцов в атаку и уничтожил 12 солдат противника. За день батальон продвинулся вперёд на 12 километров, овладев населённым пунктом Леханице, захватив крупные склады боеприпасов и вооружения. Закрепившись на высотах к северу от Леханице, батальон весь день 15 января отбивал немецкие контратаки. За два дня боёв батальон уничтожил 185 и захватил в плен ещё 79 солдат и офицеров противника, а также подавил 30 огневых точек. 19 февраля 1945 года Головин получил тяжёлое ранение, от которого 28 февраля скончался в госпитале полевого эвакопункта № 161[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм при прорыве обороны на реке Пилице и боях на плацдарме» капитан Василий Головин посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также был награждён орденами Ленина и Красной Звезды, медалью[1].

Напишите отзыв о статье "Головин, Василий Степанович"

Примечания

  1. 1 2 3  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5062 Головин, Василий Степанович]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Кашичкин В. Сормовичи — Герои Советского Союза. — Н.Новгород, 1996.
  • Тюльников Л. К., Басович Я. И. Герои Советского Союза — горьковчане. Горький, 1981.

Отрывок, характеризующий Головин, Василий Степанович

– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.